Сегодня имя Мстислава Ростроповича - это имя одного из величайших академических музыкантов XX века. Он не только обладал уникальным исполнительским талантом, но и был принципиальным человеком, выступившим против политики тоталитарной системы СССР. За это Ростропович был выслан из страны. На западе он сделал карьеру мирового масштаба, после чего вернулся на родину, когда коммунизм уже пал.
Будущий дирижер и виолончелист Мстислав Ростропович родился 1927 года в Баку. Его родители и деды были музыкантами, поэтому будущее ребенка определилось еще до того, как он появился на свет. В 1932-1937 гг. Ростропович учился в школе имени Гнесиных в Москве. Это было одно из самых лучших музыкальных образовательных учреждений страны.
С наступлением войны в столице началась массовая эвакуация мирного населения. Попал в нее и 14-летний Ростропович. Биография дирижера оказалась связана с городом Чкаловым (Оренбургом). В эвакуации умер отец Мстислава, и подросток стал фактическим главой семьи. В возрасте пятнадцати лет он начал преподавать в местном музыкальном училище и таким образом кормил родственников.
Тогда же появились первые самостоятельные произведения, которые написал Ростропович. Биография начинающего композитора ознаменовалась созданием поэмы для виолончели, фортепианного концерта и прелюдии для фортепиано. В годы войны музыкант стал гастролирующим артистом. Он выступал вместе с оркестром Малого театра, исполняя произведения Чайковского. Также Ростропович давал концерты в воинских частях, госпиталях, райцентрах и колхозах.
В 16 лет одаренный исполнитель поступил в столичную Московскую консерваторию, где он стал учиться искусству игры на виолончели и композиторским навыкам. Его преподавателем оказался Семен Козолупов. Он сразу заметил тот потенциал, который скрывал в себе Ростропович. Биография музыканта могла пойти иначе, если бы он не оказался во внимательных и требовательных руках Козолупова.
В консерватории Ростропович познакомился с Шостаковичем и показал ему партитуру собственного фортепианного концерта, а также для наглядности исполнил его. Дмитрий Дмитриевич оценил старания молодого ученика и предложил ему заниматься индивидуально для усовершенствования композиторских умений.
Однако в дальнейшем Ростропович так и не стал сочинять собственную музыку. Причина была проста. Когда он впервые услышал восьмую симфонию Шостаковича, произведшую на него колоссальное впечатление, виолончелист решил махнуть рукой на свое композиторское будущее, поняв, что он все равно никогда не достигнет уровня мэтра. Возможно, это и было юношеским преувеличением, но свое решение Ростропович принял. Время показало, что он сделал правильный выбор, так как весь мир запомнил его как уникального и неподражаемого исполнителя.
В 1945 году проходил очередной Всесоюзный конкурс молодых музыкантов. I премию на нем получил Мстислав Ростропович. Биография виолончелиста ознаменовалась первой наградой, хотя в течение жизни он получил их еще великое множество. Этот успех позволил студенту второго курса сразу перейти на пятый. В 1950 году молодой исполнитель победил на конкурсе имени Гануша Вигана, проходившем в Праге.
На тот момент он уже окончил консерваторию и аспирантуру. Ростропович быстро стал ярким и завидным преподавателем. 26 лет он работал в Московской консерватории и еще 7 лет - в Ленинграде. За три десятилетия Мстислав Ростропович выучил множество профессионалов мирового уровня. Среди них были Наталья Шаховская, Наталия Гутман, Иосиф Фейгельсон, Сергей Ролдугин, Давид Герингас, Марис Виллеруш, Иван Монигетти и т. д. Многие из этих воспитанников позже сами стали профессорами самых престижных музыкальных академий по всему миру.
Чем запомнился как исполнитель Мстислав Ростропович? Музыкант выступал с огромным репертуаром произведений. Его творчество можно разделить на две группы. Во-первых, Ростропович был виолончелистом (ансамблистом и солистом), а во-вторых - симфоническим и оперным дирижером. Его талант был признан повсеместно - около 60 лучших композиторов мира написали произведения специально для Мстислава Леопольдовича. Он первым исполнил больше сотни виолончельных произведений и дал еще порядка 70 премьер с оркестром. В качестве дирижера Ростропович дебютировал в 1957 году, когда под его чутким руководством в Большом театре с аншлагом прошел «Евгений Онегин» Чайковского. Это был оглушительный успех.
В советский период своей карьеры виолончелист Ростропович гастролировал по всему СССР. Также он выступал как камерный музыкант в ансамбле с Давидом Ойстрахом и Женой исполнителя стала оперная певица Галина Вишневская. Ростропович часто выступал вместе с ней на одной сцене, аккомпанируя своей супруге. В 1951 году дирижер получил в 1965-м - Ленинскую, а в 1966-м стал
Мстислав Ростропович, личная жизнь которого была связана со множеством друзей, не боялся защищать их перед тоталитарным государством, даже если ему приходилось рисковать своим положением. В 1969 году композитор приютил на своей даче опального писателя Александра Солженицына. К тому времени осталась в прошлом и брежневская власть начала травить автора «Одного дня Ивана Денисовича» и других популярных лагерных произведений.
Музыкант не только укрыл у себя Солженицына, но и написал в защиту него открытое письмо, которое послал в главную советскую газету «Правда». После этого виолончелист Ростропович столкнулся с множеством проблем. Власти не давали ему выступать с крупными оркестрами и не позволяли гастролировать за рубежом. Пресса стала игнорировать виолончелиста. Фактически он стал для советского государства маргиналом и непримиримым врагом.
В 1974 году Мстислав Ростропович и его супруга Галина Вишневская были высланы из СССР. В 1978-м их лишили советского гражданства. Вся история опалы великого музыканта началась с открытого письма в «Правду». Уже после падения коммунизма и возвращения в демократическую Россию Ростропович в одном из интервью сказал, что считает тот жест в защиту Солженицына лучшим поступком в своей жизни, так как именно он примирил дирижера с собственной совестью.
После выезда из Советского Союза музыкант со своей семьей в основном жил в США. Он был отцом двух дочерей. Ольга и Елена Ростропович родились в 50-е годы и покинули родину детьми. В 1977-1994 гг. дирижер руководил Вашингтонским национальным симфоническим оркестром. Раз в четыре года этот коллектив играл на церемонии инаугурации президента США. Также Ростропович регулярно выступал на праздничных концертах, посвященным Дню независимости 4 июля. Кроме того, он гастролировал по всему миру. По приглашению он выступал с главными оркестрами Франции, Великобритании, Германии, Австрии, Японии и т. д.
Свое 60-летие Ростропович встретил в Вашингтоне. В 1987 году по случаю этой даты в американской столице прошел Первый всемирный конгресс виолончелистов. Тогда же Рональд Рейган вручил дирижеру высшую государственную награду - медаль Свободы. Ростроповича навестила даже королева Великобритании Елизавета II.
Музыкант был по характеру человеком экстравертным и жизнелюбивым. За годы головокружительной славы за рубежом он обзавелся колоссальным количеством высокопоставленных друзей и приятелей. На его юбилеи съезжался весь мировой музыкальный бомонд. Друзьями Ростроповича были Пикассо, Шагал, Дали, Галич и Бродский. В 1994 году, когда дирижер объявил об окончании сотрудничества с Вашингтонским национальным симфоническим оркестром, он провел грандиозный гала-концерт. Благодарственные письма Ростроповичу отправили все американские президенты, с которыми он познакомился на своем «посту»: Картер, Рейган, Буш-старший и Клинтон.
На Западе Ростропович стал известен не только как непревзойденный музыкант, но и как борец за права человека. Он часто выступал с концертами в особенно проблемных регионах мира. Например, в 1989 году маэстро сыграл одну из виолончельных сюит Баха у Берлинской стены. В 1974-м он стал обладателем награды, присужденной ему Лигой прав человека.
Тем временем обстановка в мире менялась. В СССР к власти пришло новое руководство, вставшее на путь реформ. В 1990 году Михаил Горбачев отменил постановление, по которому Ростроповича и Вишневскую лишили гражданства, наград и почетных званий. Однако музыкант захотел остаться «гражданином мира». Он не принял обратно советское гражданство, а позже и российское. В 1991 году, когда на последнем вздохе советской системы реакционеры устроили путч ГКЧП, Ростропович специально из Парижа прилетел в Москву и присоединился к толпе, защищавшей Белый дом.
В девяностые и нулевые года исполнитель продолжал активно гастролировать. Виолончель Ростроповича звучала в крупнейших городах мира. Как дирижер он выступал с «Пиковой дамой» в Сан-Франциско, с «Царской невестой» - в Монте-Карло, с «Леди Макбет» - в Мюнхене. Музыкант вновь начал давать концерты в России. В 1996 году он выступил в Большом театре с «Хованщиной».
Ростропович часто записывал концерты для радио. В 2003 году он получил свою очередную премию «Грэмми». На этот раз она была почетной - за «жизнь в записях» и «экстраординарную карьеру». Всего Мстислав Леопольдович становился лауреатом премии «Грэмми» пять раз. На протяжении всей его карьеры критики отмечали артистизм, эмоциональность, вдохновенность и филигранную красоту игры маэстро.
В качестве преподавателя дирижер в 2004 году открыл школу в Валенсии, где учили высшему музыкальному мастерству. Организаторские способности виолончелиста проявлялись в его кипучей деятельности и создании новых фестивалей. Такие мероприятия позволяли открывать для всего мира новые молодые имена талантливых исполнителей. Сегодня в память о великом музыканте каждый год проходит фестиваль Ростроповича.
Дирижер стал президентом собственного фонда. Его средства шли на помощь одаренным студентам. Благодаря ему в России появились новые стипендии и гранты для детей-музыкантов. Сегодня музыкальный фонд покойного отца возглавляет Ольга Мстиславовна Ростропович.
Как благотворитель Ростропович стал известен еще и своими проектами по помощи лечебным учреждениям России. Этой деятельностью занимался и занимается «Благотворительный фонд Вишневской-Ростроповича». Сегодня его возглавляет дочь исполнителя Елена Ростропович.
В 2000 году организация начала реализовывать программу по вакцинации детей против гепатита B. На тот момент это было первое подобное начинание после распада СССР.
В 2006 году в средствах массовой информации появилась информация об ухудшении здоровья Мстислава Леопольдовича. Музыкант перенес операцию, проведенную в швейцарской Женеве. В декабре дирижера госпитализировали после возвращения в Москву из Воронежа.
В больнице он провел три месяца. Вскоре после выписки в марте маэстро отметил 80-летний юбилей. Его заслуженно поздравили самые знаменитые коллеги по музыкальному цеху, политики, общественные деятели и старые друзья. Само празднование прошло в Московском Кремле. Вскоре состояние Ростроповича вновь ухудшилось. 27 апреля 2007 года он скончался. После смерти легенды в Москве каждый год проходит музыкальный фестиваль Ростроповича.
Ростропович был членом Академии искусств Франции, Академии наук и искусств США, музыки Англии и т. д. В более чем 50 университетах музыкант стал профессором, а еще в десятках городов по всему миру - почетным гражданином. Франция наградила его орденами Почетного легиона, а Японская ассоциация искусств отметила творчество дирижера Императорской премией. Британские власти сделали Ростроповича почетным рыцарем.
В США музыкант получил Президентскую медаль, в Швеции - орден «Полярная звезда». Всего в его копилке были государственные награды из 29 стран. Накануне 80-летия Ростропович получил российский орден «За заслуги перед Отечеством» I степени.
Ты - жизнь, назначенная к бою,
Ты - сердце, жаждущее бурь.
Федор Тютчев
И смертный приговор талантам возгремел.
Гонения терпеть ужель и мой удел?
Александр Пушкин
Много воды утекло с тех пор, минуло более тридцати пяти лет. Но и сегодня это письмо и его автор выглядят провозвестниками нового демократического мышления России, которое и в наши дни - лишь на путях к становлению. Перед нами свидетельство поразительного мужества великого музыканта, вставшего на защиту гонимого писателя. Перед нами Мстислав Ростропович в момент решающего выбора, который он сделал, заняв позицию борца-гражданина, поставив на карту свою личную судьбу. С исторической дистанции это инакомыслие Ростроповича видится нам не вызывающей бравадой баловня судьбы, но страстным восстанием патриотической совести подвижника - русского интеллигента.
Представители нового поколения, которые, возможно, впервые прочтут «крамольное» письмо Ростроповича, должны знать, в какой исторической обстановке оно писалось, в каком положении оказалась духовная культура и ее корифеи на рубеже 1960-1970 -х годов.
Момент возникновения настоящего письма, можно сказать, хронологически точно отделяет одну эпоху от другой, и автор его, быть может, как никто, почувствовал этот исторический перелом. Кончилась блаженная передышка, данная хрущевской «оттепелью» вдохновенному поколению «шестидесятников». И на пути поэтов, писателей, актеров, режиссеров, художников, музыкантов уже вырастали угрюмые бастионы самодовольной брежневской политической конъюнктуры с ее надежными рычагами унификации и кастрации культуры и искусства. Безвозвратно уходили времена, когда можно было печатать и даже выдвигать на Ленинскую премию «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, или ставить на Таганке «Дом на набережной» (по роману Юрия Трифонова), или сочинять Тринадцатую симфонию Дмитрия Шостаковича на стихи «Бабьего Яра» Евгения Евтушенко… Вплотную надвинулась ситуация, когда многие мужественные и принципиальные художники оказались в положении диссидентов, людей непрестанно унижаемых, гонимых, выталкиваемых за пределы родной страны. В их числе к 1970 году оказался и Александр Солженицын, чье восхождение к литературной славе стало крупнейшим общественно-политическим событием эпохи XX съезда КПСС и низвержения сталинизма.
Теперь все переменилось. Эпоха завершалась, мрачно бросая на жертвенник истории своих недавних героев. Рассыпана верстка «Ракового корпуса» Солженицына, и задвинут на дальнюю полку Госфильмофонда «Андрей Рублев» Тарковского, и свинцовое молчание прессы окружает премьеру Четырнадцатой симфонии Шостаковича… Месть Системы за посмертное изобличение ее творца становилась все более оголтелой и беспощадной. Но многие ли решались на открытый протест?
Ростропович написал «Открытое письмо» на имя редакторов четырех центральных советских газет. С точки зрения тех, кто жил и привык жить в тисках страха и ущемлений, этот поступок мог показаться чистейшим безумием. Да и безрассудством тоже. Ведь знаменитый виолончелист буквально купался в лучах славы, преуспеяния, всенародной любви и признания. Его имя упоминалось рядом с такими колоссами советской исполнительской школы, как Давид Ойстрах и Святослав Рихтер. Целая когорта музыкальных сочинителей создавала в его честь и под его непосредственным обаянием новые произведения для виолончели. Он был любимцем и вдохновителем трех величайших композиторов XX века - Прокофьева, Шостаковича, Бриттена, сочинивших для него свои лучшие виолончельные концерты.
Все давалось, все шло ему в руки. Все, к чему ни прикасался в музыке, в педагогике, в организационной деятельности кипучий темперамент Ростроповича, становилось уникальным явлением. Его московская виолончельная школа. Его виолончельные конкурсы в рамках Международного конкурса имени Чайковского. Его клубы виолончелистов. Его разнообразные ансамбли, где он - то у рояля, то вновь с виолончелью. Его блестящие спектакли в Большом театре… Спрашивается, чего не хватало этому любимцу муз и фортуны, живущему в центре Москвы, в потрясающей квартире, женатому на первой красавице и неповторимой певице - Примадонне Большого театра Галине Вишневской, имеющему обширные международные контакты и постоянные гастроли за рубежом, пользующемуся непререкаемым авторитетом в профессиональной среде соотечественников-музыкантов? Так чего же не хватало?
Ему, счастливцу Ростроповичу, не хватало кислорода. Не мог он равнодушно смотреть, как самые одаренные, сильные и честные - за стойкость свою - расплачиваются попранным достоинством, несвободой и нищетой. Солженицын жил в те годы со своей семьей на 1 рубль в день. Об этом рассказывали мне Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, сокрушаясь, что этот человек отказывается принимать их материальную помощь. Однако он принял как дар судьбы их гостеприимный кров. В разгар кампании, развернутой властями вокруг имени и произведений писателя, в острейший момент его бездомного скитальчества, возможность жить на даче Ростроповича была уже спасением.
Я хорошо помню то время, то ощущение неудержимо растущего напряжения, когда вся Москва вдруг заговорила о том, что на даче у Ростроповича живет «изгнанник» Солженицын. Тучи собирались над головой лучезарного Маэстро…
И вот однажды, как бы невзначай, Ростропович вдруг сунул мне две тоненькие странички машинописного текста на папиросной бумаге и сказал тихим голосом заговорщика:
Прочти. Я это отослал. Сохрани на всякий случай.
Думаю, он «подарил» это письмо не мне одной. Храню этот бесценный документ по сию пору. Вот текст. Воспроизвожу его без всяких сокращений:
Открытое письмо главным редакторам газет «Правда», «Известия», «Литературная газета», «СоветскаЯ культура»
Уважаемый тов. редактор!
Уже не стало секретом, что А. И. Солженицын большую часть времени живет в моем доме под Москвой. На моих глазах произошло и его исключение из СП - в то самое время, когда он усиленно работал над романом о 1914 годе, и вот теперь награждение его Нобелевской премией и газетная кампания по этому поводу. Это последнее и заставляет меня взяться за письмо к Вам.
На моей памяти уже третий советский писатель получает Нобелевскую премию, причем, в двух случаях из трех, мы рассматриваем присуждение премии как грязную политическую игру, а в одном (Шолохов) - как справедливое признание ведущего мирового значения нашей литературы. Если бы в свое время Шолохов отказался принять премию из рук, присудивших ее Пастернаку «из соображений холодной войны», - я бы понял, что и дальше мы не доверяем объективности и честности шведских академиков. А теперь получается так, что мы избирательно то с благодарностью принимаем Нобелевскую премию по литературе, то бранимся. А что, если в следующий раз премию присудят т. Кочетову? Ведь нужно будет взять?!
Почему через день после присуждения премии Солженицыну в наших газетах появляется странное сообщение о беседе корреспондента ИКС с представителем секретариата СП ИКС о том, что ВСЯ общественность страны (т.е., очевидно, и все ученые, и все музыканты и т. д.) активно поддержала его исключение из Союза писателей? Почему «Литературная газета» тенденциозно подбирает из множества западных газет лишь высказывания американской и шведской коммунистических газет, обходя такие несравненно более популярные и значительные коммунистические газеты, как «Юманите», «Леттр Франсэз», «Унита», не говоря уже о множестве некоммунистических? Если мы верим некоему критику Боноски, то как быть с мнением таких крупных писателей, как Белль, Арагон и Ф. Мориак?
Я помню и хотел бы напомнить Вам наши газеты 1948 года - сколько вздора писалось там по поводу признанных теперь гигантов нашей музыки С.С.Прокофьева и Д.Д.Шостаковича. Например: «Тт. Шостакович, С.Прокофьев, Н.Мясковский и др.! Ваша атональная дисгармоничная музыка органически чужда народу… Формалистическое трюкачество возникает тогда, когда налицо имеется немного таланта, но очень много претензий на новаторство… Мы совсем не воспринимаем музыки Шостаковича, Мясковского, Прокофьева. Нет в ней лада, порядка, нет широкой напевности, мелодии». Сейчас, когда посмотришь на газеты тех лет, становится за многое нестерпимо стыдно. За то, что три десятка лет не звучала опера «Катерина Измайлова», что С.С. Прокофьев при жизни так и не услышал последнего варианта своей оперы «Война и мир» и Симфонии-концерта для виолончели с оркестром; что существовали официальные списки запретных произведений Шостаковича, Прокофьева, Мясковского, Хачатуряна.
Неужели прожитое время не научило нас осторожно относиться к сокрушению талантливых людей? не говорить от имени всего народа? не заставлять людей высказываться о том, чего они попросту не читали и не слышали? Я с гордостью вспоминаю, что не пришел на собрание деятелей культуры в ЦДРИ, где поносили Б. Пастернака и намечалось мое выступление, где мне поручили критиковать «Доктор Живаго», в то время мной еще не читанный.
В 1948 году были списки запрещенных произведений. Сейчас предпочитают устные запреты, ссылаясь, что «есть мнение», что это не рекомендуется. Где и у кого есть мнение - установить нельзя. Почему, например, Г.Вишневской запретили исполнить в ее концерте в Москве блестящий вокальный цикл Бориса Чайковского на слова И. Бродского? Почему несколько раз препятствовали исполнению цикла Шостаковича на слова Саши Черного (хотя тексты у нас были изданы)? Почему странные трудности сопровождали исполнение XIII и XIV симфоний Шостаковича? Опять, видимо, «было мнение»?..
У кого возникло «мнение», что Солженицына надо выгнать из Союза писателей, мне выяснить не удалось, хотя я этим очень интересовался. Вряд ли пять рязанских писателей-мушкетеров отважились сделать это сами без таинственного МНЕНИЯ. Видимо, МНЕНИЕ помешало моим соотечественникам узнать проданный нами за границу фильм Тарковского «Андрей Рублев», который мне посчастливилось видеть среди восторженных парижан. Очевидно, МНЕНИЕ же помешало выпустить в свет и «Раковый корпус» Солженицына, который уже был набран в «Новом мире». Вот когда б его напечатали у нас, - тогда б его открыто и широко обсудили на пользу автору и читателям.
Я не касаюсь ни политических, ни экономических вопросов нашей страны. Есть люди, которые разбираются в этом лучше меня, но объясните мне, пожалуйста, почему именно в нашей литературе и искусстве так часто решающее слово принадлежит людям, абсолютно некомпетентным в этом? Почему дается им право дискредитировать наше искусство или литературу в глазах нашего народа?!
Я ворошу старое не для того, чтобы брюзжать, а чтобы не пришлось в будущем, скажем, еще через 20 лет, стыдливо припрятывать сегодняшние газеты.
Каждый человек должен иметь право безбоязненно самостоятельно мыслить и высказываться о том, что ему известно, лично продумано, пережито, а не только слабо варьировать заложенное в него МНЕНИЕ. К свободному обсуждению без подсказок и одергиваний мы обязательно придем!
Я знаю, что после моего письма непременно появится МНЕНИЕ и обо мне, но не боюсь его и откровенно высказываю то, что думаю. Таланты, которые составят нашу гордость, не должны подвергаться предварительному избиению. Я знаю многие произведения Солженицына, люблю их, считаю, что он выстрадал право писать правду, как ее видит, и не вижу причин скрывать свое отношение к нему, когда против него развернута кампания.
Мстислав Ростропович
Вот такой славный урок демократии преподал брежневскому правительству Мстислав Леопольдович Ростропович, народный артист СССР, лауреат Ленинской и многих международных премий и наград, 43-летний профессор и завкафедрой Московской консерватории, дирижер Большого театра.
Но урок не пошел впрок! Как и предполагал и писал Мстислав Леопольдович, вскоре началась травля и дискредитация его самого. Исчезли афиши его концертов. Исчезло имя его со страниц прессы. Были заблокированы его плановые гастроли. Дьявольская машина «отторжения» и осуждения семьи прекрасных музыкантов была запущена на полный ход. И не остановилась даже после того, как Александр Солженицын в 1974 г. был вопреки его желанию выдворен из страны на Запад. Дело было уже не в Солженицыне и его крамольных произведениях, которые защищал Ростропович. Дело было в самом Ростроповиче, который «изволил сметь свое суждение иметь». И какое суждение! «К свободному обсуждению без подсказок и одергиваний мы обязательно придем!» «Таланты, которые составят нашу гордость, не должны подвергаться предварительному избиению». «Почему именно в нашей литературе и искусстве так часто решающее слово принадлежит людям абсолютно некомпетентным?..» Он стал социально опасен, этот «диссидентствующий» Ростропович, готовый взрывать и разрушать изнутри «морально-политическое единство» советского общества. А раз так - ату его!
Хорошо помню, как мужественно и терпеливо поначалу сносила чета Ростроповичей все признаки нарастающего гонения и «отторжения». А кольцо-удавка сжималось, потому что гонения шли и по линии творческой, и бытовой. Участились набеги на дачу в Жуковке с требованием выселения Солженицына. Милиция даже предупреждала, что могут «отнять дачу у самого Ростроповича». Дело доходило до обысков, после которых возмущенный Мстислав Леопольдович и мужественная Галина Павловна помогали Александру Исаевичу писать протестные письма главе правительства А. Косыгину. Останови кто-нибудь тогда ход тупой идеологической советской машины, эту бессмысленную и беспощадную травлю знаменитых музыкантов - и не случилось бы непоправимого. Но нет. Ход тупой идеологической машины лишь набирал обороты…
Мне врезался в память один эпизод, связанный с приездом в Москву в 1971 году замечательного английского композитора Бенджамина Бриттена и Лондонского симфонического оркестра с солистами (пианистом Джоном Лиллом, пианистом и дирижером Андре Превином, органистом Ноэлем Росторном). Это были беспрецедентные по атмосфере и художественному значению дни английской музыки в России, праздник единения двух великих культур. Именно единения, потому что в концертах англичан и Бенджамина Бриттена, по его личной просьбе, приняли участие два прославленных русских музыканта - Святослав Рихтер и Мстислав Ростропович, исполнившие концерты с оркестром, созданные выдающимся английским композитором.
И что же? Произошло нечто неприличное на виду у почетных английских гостей: демонстративно, ни единым словом не обмолвилась центральная и столичная пресса об участии виолончелиста Ростроповича в этих концертах, тогда как имя Святослава Рихтера распечатали все газеты. И даже смелая и относительно независимая «Комсомольская правда», печатая мою статью «Лондонские виртуозы» (28 апреля), в последний момент вырубила целый абзац, посвященный Мстиславу Ростроповичу, без всякого, разумеется, согласования со мной. Весь парадокс заключался в том, что в этот же день, в «Вестнике» АПН «Культура и искусство», в другой моей статье «Британские Орфеи», абзац о выступлении Ростроповича с виолончельным концертом Бриттена под управлением автора был полностью сохранен. Как же! Ведь материалы «Вестника» АПН рассылались в десятки стран! Мы хотели выглядеть «благородно»…
Разумеется, я подарила этот «Вестник» Мстиславу Леопольдовичу. Не думаю, чтобы это его особенно утешило…
Власти пытались Ростроповича обуздать, унизить, придавить. Устраивались многочасовые бесцеремонные обыски на таможнях после возвращения музыканта с зарубежных гастролей. «Первое, чем я был встречен на родине, - это был обыск. Я глубоко подавлен и возмущен», - писал тогда Мстислав Леопольдович в другом своем письме редакторам центральных газет. Но вскоре и сами зарубежные гастроли, как говорится, повисли в воздухе для обоих супругов. Всесильный, ведавший всеми контрактами Госконцерт стал беспросветно врать, сообщая зарубежным «просителям» о мнимых болезнях Ростроповича и Вишневской. Министр культуры Екатерина Фурцева предупредила Ростроповича, что ему запретят зарубежные гастроли на целый год, если он не расстанется с Солженицыным. Мстислав ответил гениально: «А я и не знал, что выступать на родине - это наказание». Сей афоризм пополнил «золотой фонд» диссидентского подполья.
Ростроповича выгнали из Большого театра. Уволили из Московской филармонии. Столичные оркестры получили указания - не приглашать виолончелиста для участия в концертах. Оставалась еще надежда на периферию. Но и периферийные концерты для Ростроповича и Вишневской, отправившихся однажды в большое концертное турне по Волге, принесли лишь горькие разочарования и унижения. Информацию о концертах блокировали; фамилию Ростроповича на афишах заклеивали; а концерты в Саратове и вовсе были отменены. Так же, впрочем, как и в Киеве, о чем Маэстро узнал только из телеграммы, находясь уже в Брянске, по пути на Украину. А так хотел своим дочерям - Ольге и Елене - показать красавец град Киев! Но и публика в столице Украины была повержена в шок: ей объявили, что Ростропович в Киеве дирижировать отказывается. А планировалась «Тоска» Пуччини в гастрольных спектаклях Саратовского оперного театра. Еще никто не знал, что киевское партийное руководство вообще запретило Ростроповичу появляться на Украине.
Мстислав неоднократно письменно обращался к генсеку ЦК КПСС Л.И. Брежневу в 1972-1973 годах. Он писал: «Моя жизнь продолжает идти под знаком травли и издевательств». Просил о личной встрече, требовал расследования случаев дискредитаций и лжи и, в конце концов, «немедленного прекращения травли». Но все тщетно. На приеме у замминистра культуры на вопрос «Что же вы к нам не обращались?» - Ростропович горестно воскликнул: «Не обращался?! Да я лично Брежневу несколько телеграмм и писем посылал, прося спасти мне жизнь… Меня никто ни разу не удостоил ответом».
Руководство Московской консерватории Ростроповича не увольняло, но стимулировало нарастающий «вакуум» вокруг недавнего кумира. Последней творческой надеждой музыканта стал Московский театр оперетты, где он с увлечением ставил любимую «Летучую мышь» Иоганна Штрауса. Но перед самой премьерой Ростроповича по-хамски отстранили, доведя до отчаяния и рыданий в ближайшей уличной подворотне… И самой последней каплей в чаше терпения оказалась история с неожиданным прекращением записи на пластинки оперы Пуччини «Тоска» с участием Вишневской, солистов и оркестра Большого театра.
«Да кто ж посмел отменить запись, разрешенную секретарем ЦК партии? - писала Галина Вишневская, анализируя те роковые дни в своей книге. - Отменить, когда уже записан первый акт? В открытую, на виду всего театра, замахнуться на меня и Ростроповича… Раз уж так взялись, значит, решили душить намертво». А в кабинете замминистра культуры Примадонна Большого театра разразилась гневной филиппикой в защиту мужа: «Вы запретили ему все заграничные поездки, гноите его в провинциальной глуши и хладнокровно ждете, чтобы этот блестящий артист превратился в ничтожество. К сожалению, он терпел бы ваши выходки еще долго. Но в хулиганской истории с записью „Тоски“ вы нарвались на меня, а уж я терпеть не намерена, характер у меня не тот».
29 марта 1974 года, по настоянию Вишневской, Ростропович отправил письмо Л.И. Брежневу с просьбой о командировке за рубеж на два года вместе со всей семьей.
«Мы подошли к иконам, - вспоминает Галина Павловна, - и дали друг другу слово, что никогда не упрекнем один другого в принятом решении».
Ответа с «положительным решением» не пришлось долго ждать. Власти спешили как можно скорей избавиться от Ростроповича и «выдавить» его за границу вслед за Солженицыным. Дело в том, что к этому времени в КГБ уже прочли рукописный экземпляр главного тираноборческого произведения «Архипелаг ГУЛАГ», хранившийся в Ленинграде у помощницы писателя Е. Воронянской (которая после пятисуточных допросов повесилась). Политическая атмосфера накалилась до предела. В этих тяжелейших условиях Мстислав, как никогда, ощутил, что значил для него брачный союз с Вишневской, что значила для него вообще эта сильная женщина, с ее твердым и решительным характером, житейской мудростью и готовностью к жертвам и лишениям. «Именно ей, Галине Вишневской, ее духовной силе я обязан тем, что мы уехали из СССР тогда, когда во мне уже не оставалось сил для борьбы, и я начал медленно угасать, близко подходя к трагической развязке… Вишневская своей решительностью спасла меня», - признавался Ростропович впоследствии. И еще: «Если бы вы знали, как я плакал перед отъездом. Галя спала спокойно, а я каждую ночь вставал и шел на кухню. И плакал, как ребенок, потому что мне не хотелось уезжать!»
Дело, начатое «Открытым письмом» Ростроповича, наконец, приблизилось к неминуемой развязке. Отъезд Ростроповича был назначен на 26 мая 1974 года. Галина Павловна с дочерьми должна была выехать позднее, когда старшая - Ольга сдаст экзамены в Московской консерватории.
И вот он наступил - час прощания, о котором до сей поры помнит вся музыкальная Москва. Конечно, было известно, что Ростропович и Вишневская получили разрешение на гастроли за рубежом по контракту условно на два года. Но в воздухе ощущалось нечто совсем другое, и все мы знали, что расстаемся надолго, может быть, - это немыслимо было даже представить! - навсегда.
Власти милостиво разрешили Ростроповичу дать в Большом зале консерватории последний прощальный концерт. Он состоялся 10 мая 1974 года, под занавес сезона, когда в Москве уже бурлила весна. Я бережно храню программу этого скорбного концерта, с портретом Петра Ильича Чайковского и автографом Ростроповича. Он выступал со студенческим молодежным симфоническим оркестром (впервые в жизни) и играл гениальную русскую музыку: фрагменты из «Щелкунчика», «Вариации на тему рококо» (где солировал его ученик Иван Монигетти) и Шестую симфонию Чайковского. На дворе цвела звонкая весна, а под сводами Большого зала консерватории витали фиолетовые тени прощальных мелодий-плачей. Что сказал нам в тот вечер и что сделал с нами Ростропович-дирижер музыкой Чайковского - останется непостижимой тайной потрясенных сердец. Но вряд ли хоть один человек в зале не понимал, что слышит прощальную исповедь гениального музыканта перед соотечественниками.
А потом к нему шли и шли «паломники». Помню, как не мог скрыть слез Иван Семенович Козловский. Плакали многие. Провожали Ростроповича как национального героя, великого сына русской земли, принесшего славу ее музыке. Никто и ничто не могло помешать этому вечеру быть именно таким. И остаться в памяти таким навсегда. Что было потом - знают все. Ростропович и Вишневская были лишены советского гражданства, всех государственных наград СССР. Ростроповича исключили из Союза композиторов и так далее. Дело дошло до выписки и выселения из квартиры, откуда в течение двух ночей Веронике Ростропович пришлось вывозить (спасать!) вещи, а главное - бесценный архив.
Вот, коротко, и вся история «отлучения» великого музыканта и выдающейся певицы от Родины. Затем последовали долгие 16 лет вынужденной эмиграции. Об этом - отдельный рассказ. А сейчас - еще несколько слов о других, более светлых временах.
В конце 1980-х годов Мстислав Ростропович говорил в одном из интервью, что, пока в России будут прощать только трупы, - он не забудет своих обид. Но не прошло и нескольких недель, как все резко переменилось. Повеяли свежие ветры коренных перемен «горбачевской перестройки». Мир вдруг узнал, что Ростропович восстановлен в Союзе композиторов СССР и что общественность требует возвращения Маэстро и его жене советского гражданства. И наконец, дали реальный результат долгие и трудные переговоры с Госконцертом. Мы не поверили собственным ушам, когда услышали: в феврале 1990 года вместе со «своим» Вашингтонским симфоническим оркестром в Москве и Ленинграде выступит с четырьмя концертами наш легендарный Мстислав Ростропович.
А что, Мстислав Леопольдович, - спросил виолончелиста накануне гастролей американский корреспондент, - ожидали ли вы столь быстрых перемен в Советском Союзе?
Нет, не ожидал! - воскликнул Маэстро горячо и запальчиво, в своей неподражаемо экспрессивной манере. А потом добавил нечто мрачно-юмористическое: - И, по правде говоря, уже подыскивал себя местечко на здешних кладбищах…
"Все-таки вспомнить пора, что первое, кому мы принадлежим, - это человечество. А человечество отделилось от животного мира - мыслью и речью. И они, естественно, должны быть свободными. А если их сковать - мы возвращаемся в животных.
Г л а с н о с т ь, честная и полная гласность - вот первое условие здоровья всякого общества, и нашего тоже. И кто не хочет нашей стране гласности - тот равнодушен к Отечеству, тот думает лишь о своей корысти. Кто не хочет Отечеству гласности - тот не хочет очистить его от болезней, а загнать их внутрь, чтоб они гнили там".
Кампания против Солженицына уже не могла иметь обратного хода. "В Рязани бы меня додушили", - писал он позже. И началось бы бездомное скитальчество, если бы не Мстислав Ростропович и Галина Вишневская, предложившие опальному писателю свой кров.
Через год, осенью 1970-го, Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе - и снова загудела газетная свистопляска. И тут, для всех неожиданно, с открытым письмом в четырех советских газетах выступил "лучезарный маэстро":
"Неужели прожитое время не научило нас осторожно относиться к сокрушению талантливых людей?.. Почему в нашей литературе и искусстве так часто решающее слово принадлежит людям, абсолютно некомпетентным в этом? Каждый человек должен иметь право безбоязненно самостоятельно мыслить... а не только слабо варьировать заложенное в него МНЕНИЕ. К свободному обсуждению без подсказок и одергиваний мы обязательно придем! Я знаю, что после моего письма непременно появится МНЕНИЕ и обо мне, но не боюсь его и откровенно высказываю то, что думаю. Таланты, которые составят нашу гордость, не должны подвергаться предварительному избиению".
"Власти, и без того едва терпевшие "солженицынское" гостеприимство Ростроповича, не на шутку возмутились. Теперь уже стеснениям и гонениям подвергли самого Ростроповича: его концерты и гастроли отменялись, вокруг его имени планомерно выстраивали блокаду.
В мае 1973-го Солженицын покинул спасительный приют, где так счастливо работал, где родились двое из наших трех сыновей. Уезжая, он оставил на столе письмо:
*Дорогой Стивочка!
Поскольку вот скоро придет грузовик за вещами, а тебя еще нет, сажусь на всякий случай написать тебе эту страничку.
Еще раз повторяю тебе и Гале восхищение мое вашей стойкостью, с которой вы переносили все угнетения, связанные со мной, и не давали мне этого чувствовать. Еще раз благодарю за годы приюта у вас, где я пережил очень бурное для меня время, но, благодаря исключительности обстановки, все равно писал непрерывно, и работалось мне тут замечательно.
Хотелось бы глянуть, кто б еще из прославленной нашей интеллигенции, которая за чайным столом так решительно обо всем судит, еще решительнее осуждает и "не прощает", - кто бы из них проявил хотя бы долю вашей смелости и великодушия...
Обнимаю и целую вас!
Ваш Саня
Спустя 9 месяцев Солженицын был арестован, лишен гражданства и выслан из СССР. А еще через 3 месяца были выдавлены из страны Мстислав Ростропович и Галина Вишневская...
* Публикуется впервые.
В 1986 году Кшиштоф Пендерецкий посвятил свое сочинение для виолончели соло «Per Slava» Мстиславу Ростроповичу. В этом лаконичном названии уместилось все, что было свойственно этому артисту: его огромный и признанный талант, заразительная любовь к музыке, его человеческое обаяние и сердечность.
По прозвищу Подсолнух
Мстислав Ростропович родился 27 марта 1927 года в Баку, отец его был также музыкантом, педагогом Азербайджанской музыкальной академии и создателем и руководителем струнного квартета. Мама артиста была пианисткой, она рассказывала, что Мстислав появился на свет не на девятом, а на десятом месяце беременности. По этому поводу великий маэстро потом любил шутить, обращаясь к маме: «Ну, раз я так долго находился у тебя под сердцем, неужели ты не могла получше поработать над моей внешностью?» На это она отвечала: «Я работала над твоими руками, Слава».
Играть на рояле и виолончели Мстислав начал в четыре года, в восемь состоялось его первое публичное выступление. В 16 лет Ростропович поступил в Московскую консерваторию, попав сразу на два факультета – композиторский и в класс виолончели, к Семену Козолупову. Другому преподавателю, выдающемуся композитору Дмитрию Шостаковичу, Мстислав показал однажды партитуру своего первого фортепианного концерта, а потом виртуозно его и сыграл. После этого Шостакович предложил Ростроповичу позаниматься с ним в классе по инструментовке, но композитором Мстислав так и не стал. Сам виолончелист говорил, что Восьмая симфония Шостаковича после первой же репетиции произвела на него такое впечатление, что он перестал сочинять музыку: «С тех пор я, слава Богу, не сочинил ни одной ноты».
Когда же его спрашивали, почему он выбрал виолончель, Ростропович признавался: «Потому что я ее полюбил, как женщину. Только много лет спустя я узнал, что во французском языке слово виолончель – мужского рода. Я был потрясен! Если бы я об этом узнал, когда приобщался к музыке, неизвестно, какой бы инструмент я выбрал».
Среди студентов у него было прозвище Подсолнух. «Так и кричали: “Подсолнух! Иди сюда!”, – вспоминал Ростропович. – Я как-то спросил знаменитого пианиста, профессора Московской консерватории Виктора Мержанова, который учился со мной вместе: “Вить, а чего меня Подсолнухом зовут?” А он говорит: “Потому что ты всегда почему-то тянешься к солнцу”. Господь мне дал два уникальных качества: память и руки. Если я когда-нибудь повторил бы свою жизнь, я бы сказал: все можно поменять, но, вот это оставьте так».
В 1945 году Ростропович получил I премию на Всесоюзном конкурсе молодых музыкантов, а в 1950 году одержал победу на конкурсе имени Гануша Вигана в Праге. Он быстро стал популярным на Западе, за карьеру им были исполнены 117 произведений для виолончели и даны 70 оркестровых премьер. Многие произведения для виолончели были написаны специально для Мстислава Леопольдовича. Около 60 композиторов посвятили ему свои сочинения, он выступал со Святославом Рихтером, с Эмилем Гилельсом и Леонидом Коганом, а в качестве пианиста – с Галиной Вишневской; он так и остался неизменным аккомпаниатором своей жены и спутницы не только в жизни, но и в искусстве.
«Последняя возможность сменить фамилию»
До встречи с Маэстро Галина дважды побывала замужем. Сначала – за военным моряком Георгием Вишневским, который оказался жутко ревнив. Галина развелась с ним через два месяца. Потом вышла за директора ансамбля оперетты Марка Рубина. Он был старше Вишневской на двадцать два года. В 45-м у них родился сын, но умер двухмесячным от пищевого отравления. Десять лет спустя, в Праге, где певица участвовала в концертной программе проходившего там фестиваля молодежи и студентов, Вишневская познакомилась с Ростроповичем.
Это случилось в ресторане. Кто-то из знакомых показал Вишневской на сидящего напротив парня в очках и спросил:
– Вы знакомы?
– Нет.
– Так познакомьтесь – это виолончелист Мстислав Ростропович.
Ростропович рассказывал своим соседям какие-то смешные истории и совсем не обращал на Вишневскую внимания. Когда же Галина собралась уходить домой, молодой человек в очках вскочил:
– Послушайте, можно мне вас проводить?
– Проводите…
– Можно я подарю вам эти конфеты? Ну прошу вас, мне это очень важно.
На улице стояла женщина с полной корзиной ландышей. Ростропович купил их все, подарил Вишневской.
– Между прочим, я замужем! – предупредила его Вишневская.
– Между прочим, это мы еще поглядим! – предупредил ее Ростропович.
«Я ждала любви, ради которой стоило бы умереть, как мои оперные героини, – вспоминает певица. – Мы неслись навстречу друг другу, и уже никакие силы не могли нас удержать». Свадьбу сыграли уже скоро. В районном загсе регистраторша сразу узнала знаменитую солистку Большого театра Галину Вишневскую и поинтересовалась, за кого же она выходит замуж. Увидев довольно-таки невзрачного жениха, женщина сочувственно улыбнулась Вишневской, а с трудом прочитав фамилию Ростропович, сказала музыканту: «Ну, товарищ, у вас сейчас есть последняя возможность сменить свою фамилию».
Уже через год у Галины и Мстислава родилась Ольга, а за ней и Елена. Старшая дочь сейчас возглавляет музыкальный фонд Ростроповича, а младшая, живущая в Италии, руководит медицинским фондом его же имени. Они рассказывали, что люди с таким темпераментом, какой был у их родителей, вряд ли смогли бы ужиться. Спасали гастроли. То она куда-то уезжала, то он. «Соскучились, приехали: Слава Богу, опять вместе! А если бы вот так, с утра до вечера вместе – взорвались бы, наверное», – признает Вишневская.
Ростропович ее обожал. Нежно называл Лягушкой – Царевна пропускал как само собой разумеющееся, задаривал драгоценностями. Смеясь и плача, переживал страсть, которой воспылал к его Галине председатель правительства Булганин. «Тот ухаживал по-советски: приезжал и говорил: “Я к твоим услугам”, – вспоминает Вишневская. – Мы с мужем садились в его машину и ехали на правительственную дачу. Булганин признавался мне в любви. При муже. Такие времена были. Слава спокойно на это реагировал, слушал и пил с ним водку. Напивались вдвоем».
«Мы были выброшены в мир без копейки»
Ни один из тех, кто был на лондонском концерте Ростроповича 21 августа 1968 года или слышал его по радио, никогда его не забудет. В этот день русские танки вошли в Прагу, а он выступал в Альберт-холле с Государственным симфоническим оркестром СССР: исполнялся знаменитый концерт для виолончели чешского композитора Дворжака. За дверями концертного зала и внутри проходили шумные протесты, но концерт все же состоялся. И в тот момент, когда Ростропович начал играть – с утонченностью, которой невозможно было не поддаться, – слушателям стало понятно, какие чувства его обуревают.
После этого его жизнь стала еще сильнее связана с политикой. Однако он всегда говорил, что поступает, руководствуясь не политическими взглядами, а любовью к людям. Музыканта и его супругу стали выживать из Союза после того, как они крепко сдружились с Александром Солженицыным.
А когда того исключили из Союза писателей и начали преследовать, то даже приютили на своей даче. Кроме того, весной 1972 года Ростропович вместе с Сахаровым, Галичем, Кавериным и другими деятелями науки и культуры подписал два обращения в Верховный Совет СССР: об амнистии осужденных за убеждения и об отмене смертной казни.
Вишневской и Ростроповичу начали срывать концерты и записи на радио, от гонораров артистам мало что оставалось. Например, как-то после триумфальных гастролей в Соединенных Штатах Ростроповича пригласили в советское посольство и объяснили, что львиную долю заработка он должен сдать в посольство. Артист возражать не стал, он только попросил своего импресарио Юрока купить на весь гонорар фарфоровую вазу и вечером доставить ее в посольство, где был назначен прием. Когда её принесли, Ростропович взял вазу, полюбовался и… развел руки. Ваза, ударившись о мраморный пол, разлетелась на кусочки. Подобрав один из них и аккуратно завернув в носовой платок, музыкант сказал послу: «Это – мое, а остальное – ваше».
Софья Хентова, автор монографии Ростропович, рассказывала, что, когда министр культуры Фурцева пообещала Мстиславу Леопольдовичу лишить его зарубежных гастролей, он усмехнулся: «Я и не знал, что выступать на родине – наказание!» Но все же уехал. «Когда мы подали заявление на имя Брежнева о выезде на два года всей семьей, уже через полчаса нас вызвали в Министерство культуры, – вспоминает Вишневская. – Несмотря на конец рабочего дня, там был Кухарский и еще один заместитель Фурцевой. “Объясните, в чем дело?” – требовал Кухарский. “Вы все знаете”. – “Мы должны от вас услышать – нам надо доложить в ЦК”. Им нужны были наши голоса – под столом наверняка стояла подслушивающая и записывающая аппаратура. Слава говорит: “Причина в том, что мне не дают играть. Все оркестры для меня закрыты, я не могу ни на одной большой площадке выступить”. И Кухарский, глядя в глаза Ростроповичу, нагло заявляет: “Ну что вы говорите: не дают! Просто оркестры не хотят с вами играть”. “Вот и замечательно! – вмешалась я. – Они не хотят с ним играть, а оркестры в Париже и Лондоне мечтают с ним играть. Потому-то мы и уезжаем”».
В мае 1974 года сначала Мстислав Леопольдович, а затем и Галина Павловна с детьми уехали из СССР. «Мы были выброшены в мир без копейки. Всё осталось в Союзе, – говорит певица. – Муж с виолончелью, с собакой, я – через два месяца с двумя дочками и двумя чемоданами с концертными платьями. Поэтому работать надо было очень много, устраивать детей». И они работали, в большом темпе, с неимоверной отдачей – чего стоил только «Макбет» для фестиваля в Эдинбурге – 10 спектаклей за 30 дней. Их имена гремели на весь мир. Глядя на процветание изгоев, власти СССР не нашли ничего лучшего, как лишить Мстислава и Галину в 1978 году советского гражданства. Постыдное постановление отменили лишь в 1990-м, но Ростроповича к тому моменту уже называли гражданином мира.
«Моментально отзывался на резонансные события
В августе 91-го тайком от жены музыкант улетел в Москву, когда здесь случился путч. «Я была в Лондоне, сидела у телевизора и смотрела выпуски новостей из России, а Ростропович находился в Париже, – вспоминает Вишневская. – Время от времени мы перезванивались, обменивались впечатлениями: “Танки и солдаты на улицах! Там настоящая война!” А потом раздался звонок из английского МИДа: “Мадам Вишневская, муж просил передать вам нижайший поклон, слова любви и пожелание не беспокоиться. У него все в порядке, он скоро вернется”. Спрашиваю: “Откуда?” Невидимый собеседник искренне удивился: “Из Москвы, конечно”. Я так и села в кресло. Ох, если бы Слава подвернулся мне в ту минуту! К счастью для Ростроповича, после возвращения из России у него сразу начались гастроли, и мы не виделись почти месяц. К моменту нашей встречи я уже успела остыть. Впрочем, Славу было не переделать. Точно так же в 1989-м он помчался в Берлин, когда там начали валить стену. Сел с виолончелью у Бранденбургских ворот и стал играть. Спонтанный человек, он моментально отзывался на резонансные события!»
Из Европы семья перебралась в США, где Ростропович стал главным дирижером Национального симфонического оркестра. Неподалеку от Нью-Йорка он купил огромное поместье, которое назвал Галино – в честь ненаглядной супруги. А 27 апреля 2007-го Мстислава Леопольдовича не стало. Ростропович однажды рассказал друзьям, как обдурит смерть: «Я сказал Гале, когда умру в Париже утром, отправь меня сверхзвуковым рейсом Конкорда в Нью-Йорк. Я полечу навстречу времени, перегоню его и приземлюсь за два часа до того, как умру, значит, я еще два часа буду официально жив?!» Он хохотал, все остальные складывали и вычитали в уме эту шутку.
Вишневская прожила с ним более пятидесяти лет: «Открывается дверь, входит Ростропович и везет виолончель на колесиках. Она на роликах была. Как за руку ее вел. Ой, наконец, я дома. Устал. Именно эта картина стоит у меня перед глазами. И помогает жить дальше».
Подготовила Лина Лисицына,
по материалам
И подумала: а ведь я знаю больше, значительно больше. Нашла свой старый материал. К чести моей должна заметить, что писался н при жизни кумира))) Перечитала, улыбнулась, но править не стала. Нам ведь важны только факты, верно?
Моя подружка чу дно печет пирожки. Я больше скажу: она их печет лучше всех в мире. Но - никому в голову не придет на этом основании делать из нее политического эксперта. А теперь скажите мне: чем музыкант Ростропович отличается от моей подружки? Тем - что из него таки сделали эксперта и властителя умов.
Музыкант он - во вторую очередь. Более того: как музыкант, он в России мало кого интересует. Иначе, вчера, в его юбилей, телевидение должно было показать запись его концерта. Но они же не идиоты. Они же понимают, что будет с рейтингами. Оно им надо? Поэтому вчера весь вечер мы слушали разглагольствования Ростроповича «за демократию и текущий политический процесс».
Ростропович вчера был вдруг очень похож на Сахарова. Мягкий дедушко, не от мира сего… И дело даже не в образе двух «уютных мужей-подкаблучников». Так же, как и Ростропович, академик Сахаров был хорошим специалистом в своем деле (у него это была ядерная физика).
Но с чего он взял, что, постигнув законы термодинамики, он теперь с легкостью напишет конституцию? И написал: « Россия должна разделиться на 150 независимых государств». Я ничего не придумываю. Это - сахаровская Конституция, которую освистали взбешенные (тогда еще - народные) депутаты. А демократы рыдали: «Простите нас, Андрей Дмитриевич, за это быдло!»
Право, не понимаю, почему они отказываются взять в свою компанию «государственных деятелей» мою подружку? Может быть, потому, что у кухарки - больше здравого смысла и ответственности?
Но на самом деле проблема не в них. Проблема - в нас. Мы-то куда смотрели?
А сейчас, когда в партийных списках борцы и боксеры - мы, простите, куда смотрим?
Я обожаю Аллу Пугачеву. Но ей надо петь про любовь, а не заседать в Общественной палате. Она давно живет в другом, вымороченном мире. Ее изумление («Я читаю письма и прихожу в ужас!») - мило, трогательно. Но любая доярка на ее месте была бы полезнее. У доярки - знание жизни, опыт и ответственность за детей, за землю… Она не гражданин мира. Ей жить на этой земле.
На самом деле, это отработанная технология, на которую мы попались тогда. И продолжаем наступать на те же грабли сейчас. Когда вместо авторитетов нам подсовывают кумиров.
Но ведь 15 лет уже прошло. Мы видим результат. А они, наши кумиры, они - видят?
Я ведь не зря упорно говорю об ответственности. Лучистое благодушие Ростроповича вчера изумляло. Ему бы на колени бухнуться - мол, простите меня, люди добрые… Или гениально, так, как может только он, смахнуть смычком слезы у плачущей виолончели.
Но - нет. Нам, как заезженная пластинка, пели то, что записано уже в энциклопедиях.
« Во время советского режима Галина Вишневская активно противостояла власти. Вместе с мужем, великим виолончелистом и дирижером Мстиславом Ростроповичем, оказывала неоценимую поддержку выдающемуся русскому писателю и правозащитнику Александру Солженицыну, и это стало одной из причин постоянного внимания и давления со стороны спецслужб СССР. В 1974 году Галина Вишневская и Мстислав Ростропович покинули Советский Союз и в 1978 году были лишены гражданства» wikipedia.
Да неужели? Активно противостояли власти? Да будет вам… Был, правда, небольшой скандалец, когда Ростропович уезжал на очередные гастроли за границу и потребовал, чтобы командировочные заодно выписали и его жене, так как он обладает отменным здоровьем… Власть быстро сдалась и выписала. А в остальном - особенно не противились: ни сам Ростропович, когда ему вручали звания и премии (Народный артист СССР (1966), лауреат Сталинской (1951) и Ленинской (1964) премий СССР), ни Вишневская, которая тоже была Народной артисткой и кавалером Ордена Ленина (1971г)
« Гнездо свое Ростроповичи устраивали с размахом и вкусом. Слава в концертных поездках выискивал диковинную старинную мебель. Галина заботилась об уюте. Дом был открытым, с шампанским после концертов, с дружеским застольем. С.Хентова. «Ростропович»
Самое забавное, что теперь их эмиграция подается чуть ли не как принудительная высылка из страны. Они, вроде как, не хотели. И страдали.
А ведь все было немножко не так. Вернее - совсем не так. Они сбежали.
29 марта 1974 года, спустя два дня после того, как семья отметила сорокасемилетие Ростроповича, он, по настоянию Вишневской, отправил через П.Демичева письмо Л.Брежневу с просьбой о командировке за рубеж на два года.
Ростропович и Вишневская официально значились в зарубежной творческой командировке сроком на два года, имели советские паспорта... С.Хентова. Ростропович
Согласитесь, тем, кого прессуют спецслужбы, командировочные на два года не выдают, и за границу с легкостью не отпускают. Я бы еще добавила - с доверием. Просто обратите внимание на дату: 4 года страна их ждала и не лишала гражданства. Кстати, для лишения гражданства, видимо, был серьезный повод.
Что же касается Александра Исааковича Солженицына…
«- Но, к примеру, Ростропович уезжал не по своей воле...
- Слава не глупее нас с вами, поверьте. Он всегда знал, что делает. И пуская в дом «литературного власовца» Солженицына, должен был предвидеть последствия.
А если бы к вам в той ситуации обратился Александр Исаевич, приютили бы гонимого?
Не обратился бы. Кем я был для Солженицына? А перед вынужденной эмиграцией у меня на даче полгода жил Гавриил Гликман, талантливейший опальный питерский художник. Я никогда не использовал этот факт, чтобы заработать лишние очки. Из меня - никакой пиарщик.» (Лауреат Госпремии России пианист Николай Петров, КП)
Петров сильный и умный человек. Назвать «литературным власовцем» Солженицына - для этого нужно мужество. Даже сейчас, когда стали общеизвестны весьма любопытные подробности об этом «совписе».
Николай Николаевич Яковлев, написавший блестящие работы о деятельности ЦРУ, цитирует американского сотрудника Д. Бима:
"Первые варианты рукописей Солженицына были объемистой многоречивой сырой массой, которою нужно было организовывать в понятное целое, их нужно было редактировать. Вскоре я нашел десяток талантливых редакторов и засадил их за основательную чистку текста. Получилась книга "Архипелаг ГУЛАГ", которая помогла сокрушить диктатуру пролетариата в СССР".
Но Господь с ним, с ЦРУ. Не знаю, кого они там нанимали, но цифры ужасающе перевраны, а язык Солженицына, как был, так и остался - ниже всякой критики. Не в этом дело. Не знаю, как вы, а я, как гражданин моей страны, никогда не прощу Александру Исааковичу речи, которую он произнес в США 30 июля 1975 года:
« Я друг Америки… США давно проявили себя, как самая честная и самая великодушная страна в мире… Ход истории сам привел вас - сделал мировыми руководителями… Пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши дела».
А в «Письме Вождям» Солженицын называет США «могучим победителем Второй мировой войны» и «кормильцем человечества». А еще он предлагает России добровольно «отказаться от технического прогресса».
Еще один кумир. Особенно - для любителей изучать историю по комиксам.
Я думаю… Ждала ли я вчера от него покаяния? Нет. Зачем требовать раскаяния от того, кого пока не в силах простить? Разве, когда Ельцин сказал «простите меня» - мы его простили?
Я просто хочу, чтобы из этих юбилеев перестали устраивать государственные праздники.
Слишком много вчера было Ростроповича…
