Самое общее противопоставление с точки зрения семантики - это деление значений на лексические и грамматические, хотя во многих языках эти два вида значений могут быть выражены в комплексе, в пределах одного слова. В таком случае носителем лексического значения является корень «в сотрудничестве» со словообразовательными морфемами. Грамматическое значение концентрируется в словоизменительных морфемах, но опять-таки при поддержке морфем словообразовательных. Получается, что эти последние (префиксы и суффиксы) - так сказать, слуги двух господ: они работают и на лексику, и на грамматику. Действительно, какой-нибудь суффикс -к- в слове ручка служит образованию нового слова. Но он же предопределяет, что это слово будет существительным, и притом женского рода, а это уже область грамматики...
Лексическое значение противопоставлено грамматическому, во-первых, тем, что оно более вещественно, более «предметно», в то время как грамматическому свойственна большая степень абстрактности, отвлеченности. Во-вторых (см. раздел 22), системность лексических значений неочевидна, не бросается в глаза. Грамматические же значения четко противопоставлены друг другу и взаимно обусловливаются. Так, словоформа рука в функции субъекта действия (Рука бойцов колоть устала) противопоставлена словоформе руку в функции объекта действия (Дай руку, товарищ!). И даже если они не находятся рядом в конкретном контексте (как тоже случается, ср.: Рука руку моет), они все равно соотносятся друг с другом в нашем сознании - «помнят» друг о друге, подразумевают друг друга. Именительный падеж выделяется только тогда, когда он противопоставлен какому-то иному (хотя бы одному) падежу. Но в русском языке словоформа именительного падежа рука противопоставлена также словоформе рукой (творительный падеж в значении орудия действия и др.), словоформе руке (дательный падеж в значении адресата действия) и т.д. И то же самое можно сказать о любой падежной форме: она образует целую сеть оппозиций с другими формами.
Конечно, есть языки, в которых система словоизменения - не такая богатая. В частности, имя существительное в современном английском языке имеет всего три морфологические формы. Единственное число здесь противопоставлено множественному (brother "брат" - brothers "братья", bee "пчела" - bees "пчелы", lamp "лампа" - lamps "лампы" и т.п.), а кроме того, в рамках единственного числа существует оппозиция общего падежа так называемому притяжательному падежу, ср.: bee "пчела" - bees speed "скорость пчелы" (показатель притяжательного падежа омонимичен показателю множественного числа). Других падежей в английском нет. Но при «бедной» системе словоизменения противопоставленность форм друг другу - еще более явная.
Итак, возьмем ли мы для примера отдельную флексию или целую словоформу, нетрудно убедиться: каждая грамматическая единица существует только «на фоне» себе подобных - других членов грамматической системы. Совокупность противопоставленных друг другу форм словоизменения называется парадигмой (от греческого корня paradeigma, означающего "образец"). К примеру, парадигма русского слова Рука состоит из 12 словоформ: рука, руки, руке, руку, рукой, (о)руке,руки,рук,рукам,руки,руками, (о)руках. И не беда, что какие-то из этих единиц совпадают друг с другом (как в нашем случае именительный и винительный падежи во множественном числе): у них разные функции, и они сохраняют свою противопоставленность в системе. Подтверждением этому служит то, что у других слов данные формы будут различаться (ср.: подруги - подруг, братья - братьев и т.п.). Иными словами, как это видно на примере английских форм множественного числа и притяжательного падежа, в рамках парадигмы допустима частичная омонимия. Но сравнение и обобщение парадигм разных лексем позволяет нам построить парадигму целого класса слов - например, типа склонения или даже части речи. Таким образом, мы можем говорить о парадигме имени существительного, парадигме прилагательного, парадигме глагола и т.п.
Кроме того, обратим внимание на то, что среди флексий, образующих парадигму, полноправное место занимает так называемая нулевая морфема (нулевая флексия, 0) - «пустое место» , наделенное - на фоне своих соседей по парадигме - собственным значением (см. раздел 10). В данном случае это значение родительного падежа множественного числа (рук, деревень, армий), а также - для части существительных - еще и значение винительного падежа множественного числа (женщин, коз, судей). В иных же случаях другая (или, собственно, «третья», «четвертая» и т.д.) нулевая морфема может нести иное значение - именительного падежа единственного числа существительных мужского рода (стол, конь)* единственного числа повелительного наклонения глаголов (вынь, стой) и т.д. Как и среди любых других морфем, среди нулевых флексий случается омонимия.
Если сравнивать словоизменение конкретного слова с парадигмой целого класса слов (например, части речи), то естественно, что на фоне такого идеального «образца» отдельная лексема может оказаться ущербной, дефектной: в ее словоизменении может недоставать той или иной словоформы. Эти парадигмы так и называют - неполными, или ущербными. Например, в английском языке абсолютное большинство существительных приобретают форму множественного числа при помощи показателя -s (это мы уже видели: brothers, bees...). Но есть несколько слов, которые такой формы не образуют (sheep, deer, swine) - их парадигма оказывается неполной.
Особенно важно понятие неполной, или ущербной, парадигмы для языков с богатым словоизменением. В частности, в русском языке многие глаголы по тем или иным причинам не образуют отдельных форм лица, числа, времени, наклонения... В частности, трудно произвести форму 1-го лица единственного числа настоящего времени от глаголов сопеть, дудеть, шелестеть. Не образуют формы единственного числа глаголы толпиться, сбежаться, сгрудиться, поумирать, повскакивать и др. Не имеют форм повелительного наклонения лексемы вянуть, гнить, состоять, видеть, грезить, бредить и т.п. Многие существительные в русском языке употребляются только в единственном или, наоборот, только во множественном числе - ясно, что их парадигма тоже неполна. Примерами первых лексем могут служить нефть, золото, вред, дрожь, беготня, голод, спасение, детвора и др., примерами вторых - ножницы, сани, ворота, щи, прятки, хлопоты, белила...
В русской грамматике известен своего рода казус, когда слово существует в виде одной только словоформы, причем косвенного падежа: это форма щец, - например, в высказывании: Еще тарелочку щец! (Действительно, а как сказать в именительном падеже: Мне понравились...щи? Но это другое, не уменьшительное существительное, и родительный падеж от него будет щей...)
На этом фоне несклоняемые существительные в русском языке выглядят антиподами: они просто лишены словоизменения как такового. (Конечно, можно было бы сказать, что у слов типа шоссе, алиби, рагу, казино есть полная парадигма, только все 12 ее членов выглядят одинаково, - но тогда само понятие парадигмы теряет всякий смысл...) Фактически же падеж этих существительных выражается при помощи их соседей по тексту: согласуемых прилагательных, управляющих глаголов, других существительных, с которыми данное слово находится в сочинительной связи, и т.п. Например, в высказывании У него твердое алиби слово алиби стоит в именительном падеже единственного числа, что мы узнаем, в частности, по форме определения твердое. Точно так же не составляет труда определить, что во фразе По скоростным шоссе мчатся современные автомобили словоформа шоссе имеет значение дательного падежа множественного числа: кроме эпитета скоростным, нам помогает в этом предлог по (мчаться по чему?)...
Парадигма слова может быть не только ущербной (если она включает в себя какие-то «незаполненные клеточки»), но и, наоборот, избыточной, - если для выражения какого-то грамматического значения существует несколько вариантов формы. Примерами таких вариантов в современном русском языке могут быть словоформы чтят и чтут, помахай и помаши, учители и учителя, рукой и рукою и т.п. Разумеется, в других языках - свои конкретные правила варьирования грамматических форм. Скажем, в польском языке названия лиц типа bohater "герой", oficer "офицер", biolog "биолог" допускают двоякое образование форм множественного числа: bohaterowie и bohaterzy, oficerowie и oficerzy, biolo-gowie и biolodzy.
Через парадигмы в языке выражаются грамматические категории. Грамматическая категория - это система противопоставленных друг другу грамматических значений вместе с системой выражающих их формальных средств. Получается, что словоизменительные парадигмы состоят на службе у грамматических категорий. Скажем, грамматическая категория падежа находит свое выражение в совокупности падежных парадигм, грамматическая категория лица реализуется через парадигму личных окончаний глагола и т.д. В то же время - и это очень важно - грамматическая категория воплощается не только в морфологических (словоизменительных) парадигмах, но ив иных формальных средствах, - например, порядке слов, служебных словах, интонации и др.
К примеру, категория наклонения в русском языке имеет в своем распоряжении, кроме глагольных флексий, также некоторые служебные слова - частицу бы в сослагательном наклонении, частицы да, пусть, -ка в повелительном наклонении, различные интонационные рисунки в устной речи и т.п. Одно дело - сказать нейтральным, равномерно понижающимся тоном: Приди через полчаса - это просьба, выра-ясенная обычной формой повелительного наклонения. Другое дело - сказать с повышающейся интонацией: Приди ты через полчаса... (и меня бы здесь уже не было) - это предположение, условие. Данное различие в устной речи мы выражаем прежде всего (если не считать употребления местоимения ты) через интонацию.
В каждом языке обязательно есть свой набор грамматических категорий. В частности, русскому языку присущи такие грамматические категории, как род, число, падеж, лицо, время, наклонение, вид, залог, степени сравнения. Все они охватывают максимально широкий круг лексики (практически целую часть речи или даже несколько частей речи). И все они с необходимостью (обязательностью) используются при построении высказываний, поэтому воспринимаются носителями языка как естественные и даже единственно возможные. Однако тот же род или вид представляет существенные трудности, скажем, для англичанина, изучающего русский язык. Почему океан и ручей - мужского рода, река и заводь - женского, а озеро и море - среднего? В чем разница в смысле высказываний Саша мне этого не сказал (совершенный вид) и Саша мне этого не говорил (несовершенный вид)?..
Глубинная причина всех этих и подобных трудностей в том, что грамматические значения (и объединяющие их грамматические категории) слабо связаны с объективной действительностью. В отличие от лексических, грамматические значения в большей степени замыкаются на самих себе, ограничиваются рамками языка, служат «смазкой» для его механизмов. Поэтому-то «чужие» грамматические категории кажутся нам странными, необязательными, даже нелогичными. Вот как писал Дж. Пауэлл, один из исследователей туземных языков Северной Америки: «Индеец понка для того, чтобы сказать «человек убил кролика», должен выразиться: «человек, он, один, живой, стоя (в именительном падеже), нарочно убил, пустив стрелу, кролика, его, живого, сидящего (в винительном падеже)», ибо форма глагола «убить» для данного случая должна быть выбрана из числа нескольких форм. Глагол меняет свою форму... чтобы обозначить лицо, число, род, одушевленность или неодушевленность, положение (стояние, лежание, сидение) и падеж. Форма глагола выражает также, совершено ли действие убийства случайно или преднамеренно, совершено ли оно при помощи снаряда, и если при помощи снаряда, то какого именно...» (Цит. по: Леви-Брюлъ Л. Первобытное мышление. - М., 1930. - С. 96.). Однако при внимательном рассмотрении оказывается, что и в русском высказывании Человек убил кролика тоже выражено, что человек - это «он», «один», «мужского рода» и кролик тоже - «он», «один», «одушевленный»; и «субъектность» человека выражена именительным падежом, а «объектность» кролика - винительным (представим себе хоть на секунду обратные отношения: Человека убил кроликХ) Далее, в этом высказывании сообщается, что процесс убийства был, так сказать, разовым или кратким и закончился успешно (иначе было бы Человек убивал кролика)... Так что и русская фраза грамматически своеобразна. Во всяком случае, если взглянуть на нее глазами англичанина, то в ней тоже обнаружатся необязательные и «странные» значения - вроде упоминавшихся рода и вида. В английском же языке есть свои специфические категории, подлежащие обязательному выражению в речи, - такова, например, категория определенности/неопределенности имени. И русский, переводя данную фразу на английский, будет ломать голову над тем, с каким артиклем - определенным или неопределенным - употребить слово man "человек* и rabbit "кролик": A man / the man killed a rabbit / the rabbit?
Своеобразен не только набор грамматических категорий в каждом языке, но и их внутренняя структура. Единицы, составляющие грамматическую категорию, называются граммемами. Так, нам кажется совершенно естественным и логичным подразделение категории времени на три граммемы: настоящее, прошедшее и будущее время. Как уже говорилось, формы настоящего времени указывают на одновременность действия с моментом речи; формы прошедшего - на то, что действие предшествовало моменту речи, формы будущего - на то, что действие последует за моментом речи. Однако во многих европейских языках глагольных времен не три, а, скажем, пять или семь. И это заставляет нас усомниться или, по крайней мере, задуматься о преимуществах русской темпоральной (от лат. tempus "время" - временной) системы. А собственно, три ли граммемы времени в русском языке? Рассмотрим следующие примеры.
Не мешай отцу: он пишет письмо.
Каждый абитуриент пишет сочинение по родному языку и литературе.
В июле 1834 года Пушкин пишет своей жене, что он закладывает имение отца.
Можно ли считать, что формы глагола писать в данных примерах представляют одно и то же грамматическое время? В первом случае речь идет о сиюминутном действии, совпадающем с моментом речи. Во втором - о действии, так сказать, вневременном (регулярно повторяющемся и т.п.). В третьем, несомненно, о конкретном событии, состоявшемся в историческом прошлом (такое значение называется «историческое настоящее»). Для англичанина или испанца это всё разные времена. Мы тоже достаточно хорошо чувствуем эту разницу в значениях. Но поскольку, как уже говорилось, грамматическая категория - не только противопоставленные друг другу значения, но также и система регулярных формальных противопоставлений, то придется признать: в русском языке формальных признаков для выражения данных смысловых различий недостает. Следовательно, настоящее время в русском языке остается все же единым (хотя и очень «емким») членом грамматической категории времени; то же можно отнести к другим глагольным временам - прошедшему и будущему.
Подытожим этот раздел сентенцией, хорошо знакомой лингвистам: языки различаются между собой не тем, что в них можно выразить, а тем, что в них легче (т.е. естественней) и обязательней выразить. А естественней и обязательней - это и значит в языке выразить грамматическим путем.
Центральным и основополагающим понятием грамматики является понятие грамматической категории.
Грамматическая категория — это свойственные словам значения обобщенного характера, значения, отвлеченные от конкретных лексических значений этих слов. Категориальные значения могут быть показателями, например, отношения данного слова к другим словам в словосочетании и предложении (категория падежа), отношения к лицу говорящему (категория лица), отношения сообщаемого к действительности (категория наклонения), отношения сообщаемого ко времени (категория времени) и т.д.
Грамматические категории обладают различной степенью абстрагирования. Например, грамматическая категория падежа в сравнении с грамматической категорией рода является более абстрагированной категорией. Так, любое существительное включается в систему падежных отношений, но не каждое из них включается в систему противопоставлений по роду: учитель — учительница, актер — актриса, но педагог, языковед, режиссер.
б)в рамках морфологических категорий грамматические значения слова (как и грамматические формальные средства) изучаются не изолированно, а в противопоставлении всем другим однородным грамматическим значениям и всем формальным средствам выражения этих значений. Например, категорию глагольного вида составляют однородные значения совершенного и несовершенного вида, категорию лица — однородные значения 1-го, 2-го и 3-го лица.
При анализе морфологических категорий особенно важно учитывать единство смыслового и формального планов: если какой-либо план отсутствует, то нельзя рассматривать данное явление в качестве категории. Например, нет оснований считать морфологической категорией противопоставление имен собственных нарицательным, так как это противопоставление не находит последовательного формального выражения. Не является категорией и противопоставление глагольных спряжений, но уже по иной причине: четкие формальные показа-тели (окончания) I и II спряжений не служат для выражения смысловых различий между глаголами разных спряжений.
1. По количеству форм, которыми может быть представлена морфологическая категория, различают бинарные и небинарные категории.
Бинарные категории представлены противопоставлением двух (рядов) форм. Например, категория числа имени существительного представлена формами единственного и множественного числа, категория залога — формами действительного и страдательного залога. Одна форма — не система, и в силу отсутствия контраста значений (оппозиции) не может представлять категории. Рассмотрим аналогию: уличный светофор представляет систему цветовых сигналов: красный — стой, жёлтый — внимание, зелёный — иди, что, собственно говоря, составляет лексическую парадигму (красный / жёлтый /зелёный = стой /внимание /иди).
Допустим, эта система упрощается, сводится до одного цвета, то система значения цвета ос-таётся бинарной (становится подобна грамматической):
Жёлтый цвет — мигание — будь внимателен (особенно внимателен), потому что светофор устанавливают в особенно важных местах движения пешеходов;
Красный — стой, особенно опасно, отсутствие цвета разрешает движение;
Зелёный — иди, отсутствие цвета в принципе запрещает движение (идти опасно) — система указателей и при наличии одного выразителя, как в грамматике, представляется оппозицией его нулевой значимости, и можно выбирать наиболее оптимальную систему знаков.
(На практике выбрано мигание жёлтого цвета). Однако при любом количестве форм и в небинарных категориях (представленных, например, тремя формами, как в категории наклонения глагола, или шестью формами, как в категории падежа имени существительного) бинарность как явление оппозиции (контраста значений) имеет принципиальное значение для реализации семантического потенциала категории.
2. По характеру противопоставления компонентов выделяют категории, формирующиеся на основе:
1) привативных (неравнозначных), 2) эквиполентных (равнозначных), 3) градуальных (ступенчатых) отношений.
Привативное противопоставление по роду образуют существительные типа учитель — учительница, тракторист — трактористка, кассир — кассирша: существительное мужского рода в таких парах может называть и мужчину, и женщину, а существительное женского рода только женщину. Привативной категорией является вид в глаголе. Глаголы совершенного вида отвечают только на смысловой вопрос Что сделать, а глаголы несовершенного вида, кроме вопроса Что делать, в некоторых речевых ситуациях отвечают и на вопрос Что сделать? — Чем провинился мальчик? Что он сделал? — Он рвал яблоки в чужом саду.
Эквиполентное противопоставление образуют некоторые личные существительные мужского и женского рода: мать — отец, брат — сестра, девочка — мальчик. Существительные мужского рода обозначают мужчин, существительные женского рода — женщин.
Градуальные отношения представлены в степенях сравнения.
Падеж как грамматическая категория в определенном объеме устроен по принципу дополнительного распределения: одно и то же лексическое значение при помощи падежа помещается в разные синтаксические позиции: лишиться кого-чего, завидовать кому-чему, ненавидеть кого-что, любоваться кем-чем, горевать о ком - о чем.
В одной и той же грамматической категории могут обнаруживаться разные принципы семантической организации.
3. В зависимости от того, являются ли компоненты грамматической категории одним словом или представляют разные лексемы, различают словоизменительные и классифицирующие (лексико-грамматические) категории. Словоизменительные категории находят свое выражение в противопоставлении разных словоформ одного и того же слова. Например, категория лица глагола является словоизменительной, так как для ее обнаружения достаточно сравнить разные формы одного глагола (иду, идёшь, идёт).
Несловоизменительные (классификационные, или лексико-грамматические) категории находят свое выражение в противопоставлении слов по их грамматическим свойствам. С учетом значений, выражаемых несловоизменительными категориями, словарный состав языка можно разбить на грамматические классы (поэтому морфологические категории данного типа и называют классификационными). Несловоизменительными являются, например, категории рода и одушевленности/неодушевленности существительных.
А. В. Бондарко словоизменительные категории назвал коррелятивными, а классифицирующие — некоррелятивными. При этом он выделил последовательно коррелятивные, последовательно некоррелятивные и непоследовательно коррелятивные грамматические категории.
Е.В. Клобуков предложил выделять в качестве особого типа интерпретационные морфологические категории, «предназначенные для выражения степени относительной значимости двух или нескольких однородных смысловых элементов » высказывания. «Благодаря этим категориям один из однородных смыслов выделяется говорящим как основной, а другой смысл как дополнительная, сопутствующая, комитативная информационная часть ». Грамматическое значение, выражаемое такими категориями, Е В Клобуков называет комитативным На основе комитативности, по его мнению, организуется противопоставление полных и кратких форм прилагательного, спрягаемых и атрибутивных форм глагола, форм действительного и страдатечьного залога, а также именительного и звательного падежей косвенным падежам
4. По характеру содержания различаются морфологические категории с формальной доминантой и семантической доминантой .
В категориях с формальной доминантой формы выполняют в большей мере функцию построения предложения, его строевых единиц — сочетаний слов, а не различения грамматической семантики, основанной на понятийном содержании. Таковы категории рода, числа и падежа прилагательных. Формы прилагательных согласуются в роде, числе и падеже с существительным. Эти три разные категории в прилагательном обозначают один и тот же формальный признак — зависимость от существительного: материальные различия этих форм белый (платок) — белое (платье) — белая (косынка) — белые (платки, платья, косынки, брюки) — белых (брюк) — т.п. — не привносят в семантику форм никаких значений, кроме общего значения прилагательного — зависимости от существительного.
Другое дело формы числа существительных у слов, обозначающих считаемые предметы: дом — дома, тетрадь — тетради . Однако у других существительных формы числа теряют эту количественную семантику, у них усиливается формальная сторона: форма числа является в некоторых случаях только показателем формальной самостоятельности существительного, независимости по числу от других слов (сравните: съели суп — съели щи; купил духи, одеколон — купили духи, одеколон; надел очки, брю ки).
Формы падежа существительных различают субъект /объект действия: Студент спрашивает преподавателя. — Преподаватель спрашивает студента . Предложения различаются не по форме, но по значению субъекта/объекта одних и тех же лексических единиц. Категория падежа — категория с семантической значимостью, но имеет и формальную (структурную) значимость.
Ещё сложнее обстоит дело с категорией рода имени существительного. Поэтому в разных грамматиках можно встретить разную интерпретацию содержания этой категории: то она попадает в лексико-грамматический разряд, то в грамматическую категорию. Содержание категории рода генетически опирается на различение мужского и женского начала, всего, что с ним так или иначе связано, но в синхронном плане только в части случаев форма рода выявляет семантику пола. В русском языке в соответствии с родом существительного слова распределились по типам склонения, так что можно уже говорить о типе склонения как морфологическом выражении рода.
Таким образом, категория рода имени существительного в современном русском языке — категория с формальной доминантой, вступающая во взаимодействие с лексическим компонентом словоформы. Семантически форма рода не мотивирована у слов, обозначающих реалии, не имеющие признаков по полу: дом — стена - окно . Род этих имён существительных — это чисто формальный признак существительного; неизменяемость рода — показатель формы существительного, в отличие от прилагательного, и показатель типа склонения (как и формы числа у неизменяемых по числу существительных; в частности, существительные типа очки, ворота, ножницы иногда за эту особенность называют существительными природно-парного рода). Немотивированную форму рода (непосредственно не связанную с полом обозначаемого) имеют и многие существительные, обозначающие лиц и живых существ (живописец, молодец, солдат; щука, собака и т.д.).
Заметная часть существительных, однако, имеет мотивированную полом форму рода: отец— мать, корова— бык, лев— львица . У некоторых существительных морфологическое выражение рода — тип склонения — не совпадает с синтаксическим — основным показателем рода: как[ой] мужчин[а] (что рождает естественный вопрос ребёнка: «Пап, ты мужнин?» ). Семантическое поле мужского и женского шире, естественно, семантики собственно пола. Значение мужского, например, связывается с семантикой сильного, важного, большого и т.п., значение женского связывается с семантикой нежного, мягкого, красивого и всего противоположного мужскому.
«В языках, отягощенных, — как писал И.А. Бодуэн де Куртенэ , — родополовым кошмаром », в историческом плане можно наблюдать, как складывался менталитет народа в области основополагающих человеческую культуру проблем, анализируя оформление существительных по роду. Но делать это надо с большой осторожностью, понимая определённую условность формы и неизбежность народной этимологизации в этом паралингвистическом поле исследований, творческий потенциал которой можно видеть в работе художника со словом.
Как категория с формальной доминантой категория рода имени существительного сложилась для выполнения структурной функции — для связи, с одной стороны, прилагательных с существительным, с другой стороны, существительного с глаголами и другими существительными. Представлена эта категория формами согласования прилагательного с существительным и типом склонения, сложившимся в соответствии с родом существительного.
В формах наклонения выражается оценка действия с точки зрения реальности действия (читал — читал бы — читай ), в формах времени — отношение действия к моменту речи (читал - прочитал — читает — прочитает, будет читать ), в форме лица — отношение к говорящему как к исполнителю действия (читаю — читаешь — читает ), в формах вида — характер протекания действия во времени (записать— записывать ), в формах залога — расположение действия относительно его субъекта и объекта (потерял— был потерян: Дети потеряли телеграмму в снегу. — Телеграмма была потеряна детьми в снегу ).
Термин «грамматическая категория» используется и в другом, более широком значении — в значении класса слов, объединенных общими грамматическими признаками. В таком смысле мы говорим о катего-рии существительного и т.д. Однако при этом добавляется уточняющее прилагательное лексический, т.е. речь идет о лексико-грамматических категориях слов, или частях речи.
Грамматическая категория - это совокупность противопоставлен-
ных друг другу морфологических форм с общим грамматическим содер-
жанием 7 . Например, формы пишу - пишешь - пишет
указывают на
лицо и поэтому объединяются в глагольную грамматическую катего-
рию лица; формы писал - пишу - буду писать
выражают время и обра-
7 Подробнее см. А. В. Бондарко.
Теория морфологических категорий. Л., 1976. С. 10-12.
14
зуют категорию времени, словоформы стол - столы, книга - книги
вы-
ражают представление о количестве предметов, они объединяются в ка-
тегорию числа и т. д. Можно также сказать, что грамматические кате-
гории формируются частными морфологическими парадигмами.
Грамматические категории в целом имеют три особенности.
1) Грамматические категории образуют своего рода закрытые сис-
темы. Количество членов, противопоставленных друг другу в грамма-
тической категории предопределено структурой языка и в целом (в син-
хронном срезе) не варьируется. При этом каждый член категории может
быть представлен как одной, так и несколькими однофункциональны-
ми формами. Так, грамматическая категория числа существительных
образуется двумя членами, один из которых представлен формами
единственного числа (стол, книга, перо),
другой - формами множест-
венного числа (столы, книги, перья).
Существительные и прилагатель-
ные имеют три рода, у глагола три лица, два вида и т. д. Количествен-
ный состав некоторых грамматических категорий в литературе опреде-
ляется по-разному, что на самом деле связано не с объемом категории,
а оценкой ее компонентов. Так, в существительных выделяют 6, 9, 10
и большее количество падежей. Однако это отражает только разные
приемы выделения падежей. Что же касается самого грамматического
строя языка, то в нем падежная система регламентирована существую-
щими типами склонения.
2) Выражение грамматического значения (содержания) между фор-
мами, образующими категорию, распределено: пишу
означает первое
лицо, пишешь -
второе, пишет -
третье; стол, книга, перо
указывают
на единственное число, а столы, книги, перья -
на множественное чис-
ло, большой -
это мужской род, большая
- женский, а большое -
сред-
ний, форма большие
на род не указывает.
3) Формы, образующие морфологические категории, должны объе-
диняться общим содержательным компонентом (что отражено в опреде-
лении грамматической категории). Это обязательное условие для выде-
ления грамматической категории. Без указанной общности граммати-
ческие категории не формируются. Например, противопоставление пе-
реходных и непереходных глаголов не образует морфологической кате-
гории именно потому, что оно не основано на общем содержании. По
той же причине не являются морфологическими категориями и другие
лексико-грамматические разряды, выделяемые в самостоятельных час-
тях речи.
С понятием грамматического значения тесно связано понятие грамматической формы . Понятие формы может быть определено с философской и лингвистической точек зрения. С философской т. зр. форм – это единство определённого значения и способов его выражения: «Всякая форма существенна, а всякая сущность формирована». Применительно к грамматической форме сказанное можно показать на примере. Если слово «критику» взять вне контекста, то в этом случае нельзя сказать, какой грамматической формой обладает это слово. В одном случае (-Я люблю критику ) грамматической формой будет флексия -у в значении вин.пад. ед.ч. ж.р., в другом (-Я отдал рукопись критику ) – иная: дат.пад. ед.ч. м.р.
В грамматике единого определения грамматической формы нет. Представитель формально-грамматического направления Ф.Ф. Фортунатов и его последователи определяют грамматическую форму как первичное членение слова, т.е. как его деление на основу и окончание. Так, способность выделить основу и окончание в слове «страна» есть его грамматическая форма. Однако при таком определенииграмматическая форма оказывается понятием, отождествляемым с аффиксом, и прежде всего с окончанием. Именно поэтому Фортунатов делит все слова языка на: 1) имеющие грамматическую форму (изменяемые) и 2) не имеющие её (неизменяемые: наречия, сущ. и т.д.). Это неверно, п.ч.: во-первых , формальным выражением грамматического значения могут быть не только аффиксы, а, к примеру ударение и т.д.; во-вторых , те слова, которые Фортунатов считает бесформенными, получают грамматическое определение в составе предложения: в кино (дат. пад.). Поэтому в современном языкознании принято определение грамматической формы, данное В.В. Виноградовым.
Грамматическая форма – это видоизменение одного и того же слова, различающееся дополнительными грамматическими значениями, получающими формальное выражение. Разные грамматические формы одного и того же слова объединены общим лексическим значением и представляют собой одно и то же слово: страна – стране и т.д.; учить – научить . И з этого следует, что грамматическая форма не тождественна ни окончанию, ни другим аффиксам, т.к. её значение может быть выражено и другими средствами языка: ру ки – руки (ударением), для чтения (служебным словом: предлогом). Неизменяемые части речи являются тоже грамматически оформленными.
Особенностью грамматической формы большинства индоевропейских языков является её кумулятивность , т.е. способность в одной грамматической форме выразить сразу несколько грамматических значений: для чтения (ср.р, род.пад, ед.ч.). Свойство кумулятивности придаёт гибкость строю языка. Это хорошо видно при сравнении строя флективных языков и нефлективных языков (тюркский язык).
Грамматические формы могут быть двух типов: 1) синтетические (от греч. sintesis – объединение) и 2) аналитические (от греч. analysis – разъединение).
Синтетическими называются такие грамматические формы, в которых грамматическое и лексическое значение представлены совместно в одном слове: страна .
Аналитическими – грамматические формы, в которых лексическое значение представлено полнознаменательным словом, а грамматическое значение вынесено за его пределы и выражено либо служебным словом либо другими средствами языка: напишу – буду писать . В русском языке аналитическими формами могут выражаться также грамматические значения сослагательного и повелительного наклонения. Существуют грамматические формы, совмещающие в себе элементы синтетизма и аналитизма. В русском языке – это предложно-падежные сочетания, где грамматическое значение выражено одновременно и в самом слове и при помощи служебного слова: об учёбе .
Наличием грамматических форм того или иного типа определяется и грамматический строй конкретного языка. В языках синтетического строя (древнегреческом, латинском, старославянском, русском, немецком и т.д.) преобладают грамматически формы синтетического типа. В языках аналитического строя (английском, французском и др.) преобладают грамматически формы аналитического типа. Таким образом, грамматический строй языка определяется преобладанием тех или иных форм.
В широко распространённых дефинициях Г. к. на первый план выдвигается её значение. Однако необходимым признаком Г. к. является единство значения и его выражения в системе грамматических форм как двусторонних (билатеральных) языковых единиц .
Г. к. подразделяются на морфологические и синтаксические . Среди морфологических категорий выделяются, например, Г. к. вида , залога , времени , наклонения , лица , рода , числа , падежа ; последовательным выражением этих категорий характеризуются целые грамматические классы слов (части речи). Количество противопоставленных членов в рамках таких категорий может быть различным: например, в русском языке Г. к. рода представлена системой трёх рядов форм, выражающих грамматические значения мужского, женского и среднего рода, а Г. к. числа - системой двух рядов форм - единственного и множественного числа. В языках с развитым словоизменением различаются Г. к. словоизменительные, т. е. такие, члены которых могут быть представлены формами одного и того же слова в рамках его парадигмы (например, в русском языке - время, наклонение, лицо глагола , число, падеж, род прилагательных , степени сравнения), и несловоизменительные (классифицирующие, классификационные), т. е. такие, члены которых не могут быть представлены формами одного и того же слова (например, в русском языке - род и одушевлённость/неодушевлённость существительных). Принадлежность некоторых Г. к. (например, в русском языке - вида и залога) к словоизменительному или несловоизменительному типу является объектом дискуссий.
Различаются также Г. к. синтаксически выявляемые (реляционные), т. е. указывающие прежде всего на сочетаемость форм в составе словосочетания или предложения (например, в русском языке - род, падеж), и несинтаксически выявляемые (референциальные, номинативные), т. е. выражающие прежде всего различные смысловые абстракции, отвлечённые от свойств, связей и отношений внеязыковой действительности (например, в русском языке - вид, время); такие Г. к., как, например, число или лицо, совмещают признаки обоих этих типов.
Языки мира различаются: 1) по количеству и составу Г. к. (ср., например, специфичную для некоторых языков - славянских и др. - категорию глагольного вида; категорию «грамматического класса » - человека или вещи - в ряде иберийско-кавказских языков ; категорию определённости/неопределённости , присущую преимущественно языкам с артиклем ; категорию вежливости, или респективности, характерную для ряда языков Азии, в частности японского и корейского , и связанную с грамматическим выражением отношения говорящего к собеседнику и лицам, о которых идёт речь); 2) по количеству противопоставленных членов в рамках одной и той же категории (ср. шесть падежей в русском языке и до сорока - в некоторых дагестанских); 3) по тому, какие части речи содержат ту или иную категорию (так, в ненецком существительные обладают категориями лица и времени). Эти характеристики могут меняться в процессе исторического развития одного языка (ср., например, три формы числа в древнерусском , включая двойственное, и две - в современном русском языке).
Некоторые особенности обнаружения Г. к. определяются морфологическим типом языка - это касается и состава категорий, и способа выражения категориальных значений (ср. синкретизм аффиксального выражения словоизменительных морфологических значений, например падежа и числа, преобладающий во флективных языках, и раздельное выражение этих значений в агглютинативных). В противоположность строгой и последовательной обязательности выражения, свойственной Г. к. языков флективно-синтетического типа, в изолирующих и агглютинативных языках употребление форм со специальными показателями не является обязательным для всех тех случаев, когда это возможно по смыслу. Вместо них нередко употребляются осно́вные формы, нейтральные по отношению к данному грамматическому значению . Например, в китайском языке , где усматриваются признаки Г. к. числа, существительные без показателя множественности «-мэнь» 們 могут обозначать и одно лицо, и множество лиц; в нивхском возможно употребление имени в форме абсолютного падежа в тех случаях, когда по смыслу могла бы быть употреблена форма какого-либо из косвенных падежей. Соответственно и деление Г. к. на морфологические и синтаксические не прослеживается в таких языках столь чётко, как в языках флективно-синтетического типа, границы между теми и другими Г. к. стёрты.
Иногда термин «Г. к.» применяется к более широким или более узким группировкам по сравнению с Г. к. в указанном истолковании - например, с одной стороны, к частям речи («категория существительного», «категория глагола»), а с другой - к отдельным членам категорий («категория мужского рода», «категория множественного числа» и т. п.).
От Г. к. в морфологии принято отличать лексико-грамматические разряды слов - такие подклассы внутри определённой части речи, которые обладают общим семантическим признаком, влияющим на способность слов выражать те или иные категориальные морфологические значения. Таковы, например, в русском языке существительные собирательные, конкретные, отвлечённые, вещественные; прилагательные качественные и относительные; глаголы личные и безличные; так называемые способы глагольного действия и т. п.
Понятие Г. к. разработано преимущественно на материале морфологических категорий. Менее разработан вопрос о синтаксических категориях; границы применения понятия Г. к. к синтаксису остаются неясными. Возможно, например, выделение: Г. к. коммуникативной направленности высказывания, строящейся как противопоставление предложений повествовательных, побудительных и вопросительных; Г. к. активности/пассивности конструкции предложения; Г. к. синтаксического времени и синтаксического наклонения, формирующих парадигму предложения, и т. д. Спорным является и вопрос о том, относятся ли к Г. к. так называемые словообразовательные категории: последним не свойственна противопоставленность и однородность в рамках обобщённых категоризующих признаков.
Богатырева И.И.
Конечно, понятие категория является достаточно сложным и абстрактным, но не более сложным и абстрактным, нежели многие математические, физические или биологические понятия, которыми вволю оперируют наши школьные учебники, рассчитанные на старшеклассников обычных средних школ. Представляется, что оно не сложнее для понимания, чем интеграл, иррациональное число, логарифм, энтропия, дисперсия, интерференция, мейоз или митоз и т.п. И чрезвычайно важно, что понятием категория пользуются почти все вузовские учебники и пособия, справочные издания, энциклопедии, с которыми неизбежно сталкивается сегодняшний старшеклассник или студент-первокурсник.
Что же это такое – грамматическая категория? По определению В.В.Лопатина, это «система противопоставленных друг другу рядов грамматических форм с однородными значениями», это некоторое множество однотипных, сходных явлений, имеющих какой-то общий признак. И хотя само понятие категория, безусловно, представляет собой некое обобщение, но оно существует не вообще, абстрактно, а вполне реально и конкретно, выражаясь как общее в своих частных проявлениях.
Так, у каждой части речи в любом языке есть свой собственный набор грамматических (морфологических) категорий, которые её характеризуют, выделяя на фоне других частей речи. У существительных и прилагательных в русском языке есть такие грамматические категории, как род, число и падеж, а в ряде германских и романских языков у прилагательных может не быть категории падежа или числа, но при этом существительным в этих языках присуща особая категория определенности-неопределенности, которая отсутствует у других именных частей речи. У прилагательных во многих индоевропейских языках есть категория степени сравнения, отличающая их от существительных. Но нужно понимать, что и это утверждение применимо далеко не ко всем языкам. Так, в древнегреческом и в санскрите суффиксы, образующие форму степени сравнения, могли иногда добавляться и к основам существительных – в тех случаях, когда в значениях существительных имелся качественный оттенок. Например: др.-гр. βασιλεύς ‘царь’ – βασιλεύτερος ‘в большей степени царь’ (царь в сравнительной степени) – βασιλεύτατος ‘самый царственный царь’ (царь в превосходной степени). Санскр. kavitara ‘в большей степени (лучший) поэт’ – это сравнительная степень от kavi ‘поэт, мудрец’; а gajatama ‘самый лучший слон; слон из слонов (т.е. слон, лучше всех воплощающий в себе самые характерные слоновьи качества)’ – превосходная степень от gaja ‘слон’. Можно смело утверждать, что одним из важных признаков той или иной знаменательной части речи в большинстве языков мира является наличие у неё особого, присущего только ей состава грамматических категорий.
Итак, в каждой категории обобщаются соотносительные грамматические значения, непременно объединенные каким-то общим признаком, но при этом они противопоставлены друг другу по этому признаку и даже (что чрезвычайно важно) являются взаимоисключающими. И здесь нет никакого противоречия и тем более какой-то сверхсложности или надуманности. Возьмем, к примеру, глагольную категорию лица, представленную в русском языке тремя грамматическими значениями, или граммемами. Сходство этих граммем состоит в том, что все они выражают общую идею разграничения участников процесса коммуникации. Но при этом 1-е лицо указывает на то, что говорящий является производителем действия, обозначенного глаголом; 2-е лицо указывает на действие, производимое собеседником, или адресатом; 3-е лицо сообщает, что действие совершается тем, кто непосредственно не участвует в акте коммуникации (т.е. не является ни говорящим, ни собеседником). Таким образом, мы видим, что есть и сходство, и одновременно противопоставленность этих трех граммем друг другу. Что же касается последнего из названных выше свойств – их взаимоисключения – то оно проявляется в том, что конкретная глагольная словоформа может быть формой либо 1-ого лица, либо 2-ого, либо 3-его. Все три граммемы никак не могут быть совмещены и одновременно выражены в пределах одной словоформы. И это касается всех грамматических категорий: именная часть речи может стоять в форме какого-то одного падежа (либо именительного, либо родительного, либо дательного и т.д.), одного числа (или единственного, или множественного) и т.п.
Следует обратить особое внимание на то, что грамматическая категория объединяет два плана – некое внутреннее содержание, о котором только что было сказано, и его внешнее формальное выражение. Это действительно очень важно: у грамматического значения непременно должен быть (и зачастую даже не один) какой-то внешний, т.е. наблюдаемый в устной или письменной речи способ его выражения. Так, у грамматической категории лица в русском языке обычно есть возможность заявить о себе при помощи специальных окончаний в формах настоящего или будущего времени в обоих числах: говорю, говоришь, говорит; скажем, скажете, скажут. А в прошедшем времени для этой цели используются личные местоимения, поскольку непосредственно внутри самого глагола указать на его лицо невозможно: я говорил, ты говорил, он говорил.
В древних индоевропейских языках (санскрите, древнегреческом, латыни и др.) категория лица обычно выражалась внутри глагольной формы не зависимо от времени, наклонения или залога, и по специальному личному окончанию всегда можно было определить лицо и число глагола. Поэтому формы именительного падежа от личных местоимений в этих языках встречаются довольно редко: как правило, это бывает в тех ситуациях, когда на них падает логическое ударение или когда одно лицо противопоставляется другому. Например, как в следующих латинских фразах:
Tempora mutantur et nos mutāmur in illis. – Времена меняются, и мы меняемся [вместе] с ними (здесь есть местоимение nos ‘мы’, хотя на 1-е лицо множ.ч. указывает и окончание -mur в глаголе mutāmur).
Tam ego homo sum, quam tu. – Я такой же человек, как и ты (здесь стоит местоимение ego ‘я’, хотя на 1-е лицо ед.ч. указывает и соответствующая форма от глагола быть – sum).
Однако в подавляющем большинстве случаев местоимения в роли подлежащих оказываются в древних языках просто избыточными, не нужными, и их не встретишь, например, в тексте на латыни, но при переводе таких латинских (или древнеиндийских, древнегреческих) предложений принято добавлять соответствующие русские местоимения:
Cogito, ergo sum. – Я мыслю, следовательно, существую.
Facile omnes, cum valemus, recta consilia aegrotis damus. – Когда мы здоровы, то легко даём больным хорошие советы.
Особенно это важно в случаях, когда форма русского глагола не несет в себе информации о грамматическом лице:
Feci, quod potui, faciant meliora potentes. – Я сделал всё, что мог; пусть, кто может, сделает лучше.
Ab altero expectes, alteri quod feceris. – Жди от другого того, что сам ты сделал другому.
По этим примерам видно, для чего нужны местоимения в русских переводах: по русской словоформе сделал нельзя определить, что в первом случае предполагалось 1-е лицо, а во втором – 2-е. В латинских же формах лицо субъекта действия заключено в окончаниях -i (feci ‘я сделал’ и potui ‘я мог’) и -eris (feceris ‘ты сделал’).
Грамматическая категория обладает еще двумя необычайно важными свойствами – регулярностью и обязательностью. Действительно, если мы посмотрим на любую грамматическую категорию в русском языке, то обнаружим, что она регулярно выражается: почти всегда мы должны указать на падеж или род имени, наклонение или время глагола и т.п. Почти, но не всегда. И это «не всегда» не должно нас смущать: надо понимать, что регулярность вовсе не означает вездесущесть. Да, мы не при каждом словоупотреблении указываем на то или иное грамматическое значение: так, в ряде контекстов может быть не ясен род или число неизменяемого имени существительного. В предложении До XIV века кофе произрастал в Эфиопии в диком виде по форме глагола можно понять, что слово кофе – мужского рода и стоит в форме единственного числа. В следующем же высказывании ни род, ни число существительного кофе никак не проявлены: Согласно легенде, в середине XVII века мусульманский пилигрим тайно вывез кофе в Южную Индию.
Для отдельных грамматических категорий в принципе нормальным будет обнаруживать себя только в некоторых, довольно редких ситуациях: если мы, говоря по-русски, хотим понять, одушевленное перед нами существительное или нет, мы можем это сделать только одним способом – поставить его в форму винительного падежа множественного числа. Только в этой падежной форме точно проявится его подлинная сущность: если эта форма совпадет с родительным падежом, то перед нами – одушевленное имя, если с именительным – то неодушевленное. К сожалению, даже винительный падеж единственного числа в ряде случаев нам не поможет: я вижу девочку, существо и я вижу парту, окно ничем не различаются. Мы не понимаем по формам слов, что девочка и существо – одушевленные существительные, а парта и окно – нет (девочку = парту, существо = окно). А соответствующие падежные формы множественного числа (я вижу девочек, существ и я вижу парты, окна) нам точно указывают на данную грамматическую категорию: девочек ≠ парты и существ ≠ окна. Все остальные падежи тем более никак не позволят нам определить одушевленность того или иного русского существительного.
