Какой Антон на самом деле, как пришел к славе? Некоторые ответы нас поразили.

Антон Городецкий

Тимофей Колесников

Антон, начнем с недавней поездки в Токио. Зачем поехал и почему именно в японскую столицу?

Вместе с моей группой Therr Maitz мы поехали записать акустический альбом на крыше токийского небоскреба. Токио - потому что далеко, потому что сложнее. Я бывал там в молодости - студентом и совсем без денег. А тут благодаря проекту Johnnie Walker появилась возможность вернуться уже на других условиях. С тех времен там, конечно, многое изменилось: в этот раз не так сильно впечатляет, как в конце 90-х. От Москвы все еще отличается, но уже не так сильно. В разгар дня в центре города вообще пусто, все вкалывают. Круто, что такой огромный мегаполис стоит где-то там, далеко, на острове. Вот Австралия и Новая Зеландия такие же. Хочу теперь туда - кайф от работы, от жизни и не в такие передряги заводили. У меня, понимаешь, все четко укладывается в эту идею «позитив ведет», она реально работает. Я к любым задачам отношусь с позитивом, потому что знаю: их решение двигает меня вперед. нужно с удовольствием и гармонией.

Дело говоришь. С какими сложностями столкнулись в путешествии?

Я лютый перфекционист, всегда хочу, чтобы все получилось ровно так, как задумано в голове. Чаще всего, впрочем, приходится просто радоваться тому, чтобы получилось хотя бы вполовину. На начальном этапе путешествия мы с командой вынужденно отказались от самого сложного варианта - выступить в режиме уличных музыкантов. Выяснилось, что для иностранцев это сложно юридически и затратно. В итоге решили записать пластинку на открытом пространстве, достаточно удаленном от людей. Здесь глобальных сложностей не было, скорее рутинные: в Японии провели семь дней и ни одного дня не отдыхали: каждый день подъем в пять утра и работа до позднего вечера. Не удалось даже погулять. Хорошо, что сейчас я перестал выделываться и в поездках встаю когда надо. Раньше-то у меня в райдере прямо так и было сказано: «Рано вставать не буду».

Ты родился в Магадане, верно?

Да, но в 16 или 17 лет уехал оттуда в Хабаровск. Мама практически выгнала из дома. Я парень амбициозный, и в том возрасте у меня было крайне, кхм, своеобразное видение мира. У мальчика с 12 до 16 лет такое количество гормонов выплескивается, что он становится абсолютно невыносимым. Я творил вокруг себя совершенный ад, настоящим отморозком был. От меня страдали все вокруг.

Но погоди, ты же в музыкальную школу с пяти лет ходил. Как совмещал?

Да, я с пяти лет в музыкалке, но ухитрялся жить на два фронта. Потому что идешь себе из музыкалки, а тебе раз - и по голове. Так я решил, что единственный выход - быть хуже их, злее. У меня со временем даже образовалась целая банда. Границ я, слава богу, каких-то совсем жестких не перешел, но дрались много. Впрочем, свое тогдашнее окружение я пытался как-то облагородить: собирал их дома, играл на фортепьяно - и становился на какое-то время суперзвездой для них. Представь: сидит шпана и, затаив дыхание, слушает Моцарта или, на худой конец, Роберта Майлза.

Из тех товарищей общаешься с кем-то сейчас?

Ни с кем практически, ничего не знаю об их судьбах. Что-то слышу о двух-трех, и то немного. Вообще рад, что весь тот треш, после которого либо пропадаешь, либо мозг навсегда встает на нужное место, случился со мной до двадцати лет. Помню, были моменты, когда сделаю что-то сумасшедшее - и в ту же минуту стою и думаю: какого черта ты вообще творишь?! Рад, что понял, что делать нужно, а что нет, уже тогда, а не позднее.

Как считаешь, человек рождается с пониманием того, что правильно, а что нет?

Думаю, нет. Даже уверен в этом. Только воспитание. У меня семья была модная, по тем временам очень прогрессивная. Родители - образованные, воспитанные люди. Мама - инженер-программист, а папа - геолог. С мамой каждую неделю ходили в театр. А еще она у меня занималась йогой. Это в Магадане, в восьмидесятые! Я, наверное, единственный ребенок на весь Магадан был, которого от простуды лечили позами из йоги. В общем, человека нужно воспитывать.

У тебя есть дети?

Нет, пока нет. Время придет.

А кого хочешь? Парня или девочку?

Да мне без разницы. Я такой человек, что смогу подстроить мир под них, а не их под мир. Такая моя позиция.

Какую роль Хабаровск сыграл в твоей судьбе?

Огромную. У меня там куча друзей, и я их очень люблю, но это крайне враждебное место для музыканта. Да, там сформировалось мое окончательное отношение к вещам. И какой я сейчас есть - это все из Хабаровска. Но этот город не любит музыку вообще. Это чиновничий город. Максимум - становишься локальной звездой. Что-то бесконечно делаешь, а в итоге это никому не нужно.

Но это закаляет?

О да! В Москве проще, конечно, после Хабаровска. Я, когда в Москву приехал, с деньгами, думал: вот сейчас как сяду в небоскреб, буду созерцать небо и творить. Ни хрена, конечно. В итоге оказался на Рязанском проспекте и делал аранжировки для жен всяких лесников и вообще для всех, кому, как говорится, не лень было зайти. Но надо было потерпеть. Сейчас уже все иначе. Сейчас для меня важна аудитория, количество. Мы вот только что вернулись с фестиваля Sziget, там была забавная история. Мы выступали не на самой большой сцене, но все равно достаточно здоровой. И перед нами играли довольно унылые ребята, и под них плясало три человека. Значит, до нашего выхода остается пятнадцать минут, а в зале - никого. Потому что в Будапеште всем плевать на Therr Maitz, не то что в Москве. До выступления я весь день гулял по фестивалю, и ко мне подошли сфотографироваться два человека. Ощутил себя нулем. Так вот, за одну песню нам удалось собрать примерно тысячу человек! Там многое сложилось: и менеджеры продуктивно побегали по толпе, и русский костяк подтянулся, и мы зажгли. Появилось понимание, что с позиции «никто» можем устроить крепкое выступление. Раньше такого не было.

Не боишься зазвездиться?

Самая большая ошибка - поверить в то, что ты лучший. Этого делать совсем нельзя. Поверишь - и сразу можно уходить в закат. Надо всегда совершенствоваться, стремиться вперед, не останавливаться на достигнутом. Я четко осознаю, что улучшил свои навыки, но я далеко не супер. Тут важный момент в том, что я профнепригоден в любой другой сфере, ничего больше делать не умею. Поэтому нужно выкладываться по полной именно в музыке. Вариантов нет. И мне это нравится!

Тебя когда-нибудь посещают мысли в духе «все, не хочу больше музыкой заниматься, не тяну»?

Нет, такого никогда не было. Причем нельзя сказать, что у меня все идет ровно. Даже сейчас. Но я отношусь к работе так: не говорю, что что-то сделал, если не сделал для этого все возможное. Музыку нужно делать только с верой в то, что она кому-то нужна. Иначе останешься с квартирой за МКАДом, проблемами с детским садиком, просидишь на одном месте десять лет. Нужно в работу вкладывать душу.
Из-за такого отношения у меня вечные конфронтации с социумом. Я не люблю многих коллег - из-за их посредственного отношения к работе. И раздражение скрывать могу крайне редко. Я парень вежливый, но не друг для всех и каждого, все время всех и себя анализирую. С ребятами из Therr Maitz мы уже пять лет вместе, но я все равно не оставляю попыток в них разобраться. Потому что все растет: обороты, ответственность, риски, людей приходится нагружать. Когда ситуация рискованная, когда ты последние деньги тратишь на очередной рывок, рядом нужны надежные люди.

Очередной рывок - это новый клип, например?

Например, да. Это наш первый смешной клип, на песню My Love is Like. До этого наши клипы никогда не были особо дружелюбны к зрителям: вы просто смотрите какой-то приятный видеоряд с музыкой. Новое видео - не такое. Там снимается Вика, она из нашей группы. Красотка, кстати. Мы ее очень любим. Клип - о борьбе человека, который не попадает в систему. Ему приходится выживать, жить с постоянным ощущением, что он не такой, «неправильный». Человек вырывается из системы и живет таким, какой он есть, наслаждается жизнью - вот об этом история. А в ноябре у нас будут два больших сольных концерта, аудитория увидит нас в немного новом свете. 11 ноября - в Москве, 4-го - в Питере.

Всегда хотел узнать: а что за название такое у группы - Therr Maitz?

Да уж, закрутили мы с ним! Оно ничего не значит. Просто странное и сложное. У меня была идея поменять, я советовался с коллегами, и все в один голос заявили: «Дурак, что ли? Оставь как есть!» Это такая проверка, фильтр: кто сумеет произнести и запомнить, тот наш человек.

И, чтобы вы не удивлялись, что в интервью не прозвучат два главных вопроса, которые беспокоят поклонников коллектива, отвечу на них за героя. Название группы произошло от измененного слово «термиты» и не имеет перевода или символического значения — просто Антону понравилось, как звучит это сочетание, напоминающее «правильную кличку собаки» с акцентным р-р-р. А на русском он не поет принципиально: по словам Беляева — это его попытка расширить границы, и не только музыкальные, но и культурологические и ментальные.

Начать хотела бы с формального повода нашей встречи — концерта, посвященного 7-летию группы, который пройдет на «Флаконе». Что это будет за шоу и будет ли оно как-то отличаться от программы, представленной в марте в Stadium Live?

Будет, да — всегда чем-то отличается. Но про сюрпризы не скажу специально. Мы не можем играть одинаково каждый раз: нам скучно. Плюс это воздух. На открытых площадках всегда другая энергетика, другой контакт с публикой. Это инспирирует нас на какие-то странные вещи, да и люди ведут себя немножко более раскованно.

7 лет — весомый срок. Как за эти годы изменилось ваше ощущение музыки и как — отношение аудитории к ней?

Аудитория растет и меняется, и нам приходится делать это вместе с ней. Внутренне все стало только сложнее. Планка критичности к себе поднимается выше и выше. И для меня это разрушительно. На первый план выходят нюансы. А музыка «расчищается». Мы стали сокращать слои и стремиться быть точнее в каких-то главных вещах, не прятаться за количеством дизайна, который я лично очень люблю.

В одном интервью вы как-то сказали, что «для того, чтобы оставаться с аудиторией, нужно делать что-то простое». Вы по-прежнему так считаете?

Музыканты вообще по-другому относятся к музыке. Помимо того, что это работа и ты «перенасыщен» музыкой, ты находишься в постоянном соревновании сам с собой и все время пытаешься усидеть на двух стульях. С одной стороны — удовлетворить свои амбиции, с другой — не потерять связь со слушателями. Мы все понимаем, что Шнитке — это прекрасно, но есть ограничения. Мы играем другую музыку, но тоже заигрываемся в интеллект. Была бы моя воля, я бы играл только сложную, по-настоящему интеллектуальную музыку, но я понимаю, что это не то, чего от меня ждет моя аудитория. Поэтому приходится себя все время одергивать.

Другая ваша цитата: «Музыка — показатель уровня жизни в стране». Продолжая аналогию: как у нас в стране сейчас с уровнем жизни?

Музыка — пластиковая, как, судя по всему, и все остальное (Смеется). Дело скорее в том, готовы ли люди вообще слушать музыку и тратить на это время. Ведь музыка — способ уйти от проблем, и многие используют ее именно в этой функции. Мне, конечно, сложно судить: мы живем в Москве, а это другая планета. Но по тому срезу, который я наблюдаю, складывается впечатление, что люди открылись музыке, они стали ментально к ней готовы. Мы долго находились за занавесом, и любые тенденции заходили к нам как бы из-за угла, да еще с большим опозданием. Как правило, их приносили отдельные личности и «заражали» ими пространство вокруг себя. А сейчас происходит «массовое заражение» — не без помощи digital, конечно. Люди имеют желание, настрой и возможность — и выбирают музыку «под себя». Это их поле жизни, и они сами нас туда приглашают.

Вы говорите, что западный рынок перенасыщен, но все же не теряете надежд его захватить — и в том числе поэтому, как я понимаю, поете на английском. Почему пока не получается?

Я по своей природе немного снайпер. Я не могу все время бежать куда-то со штыком. Мне это эмоционально не подходит. Я всматриваюсь, и если появляется возможность — стараюсь выстрелить. Но я не готов сейчас сесть в автобус и поехать в тур по Америке, не готов играть в пустых залах. Мы все прекрасно понимаем, что попадание в категорию пусть даже не А, куда входят Бейонсе, Джей-Зи и другие артисты такого масштаба, а даже в категорию B требует огромных финансовых вложений. Нельзя заехать на «Запорожце» в этот бизнес. В нашем случае была счастливая возможность в лице канала и вовремя подвернувшегося шоу расширить свою аудиторию. А без этого ничего не происходит. Все это требует поиска людей, таргетированной активности, это стоит огромных денег. Но самое важное — как подготовлен конкретный человек. Когда я почувствую, что я выйду на любую площадку и смогу взять аудиторию за горло, тогда, наверное, я буду там.

Забудем на время о Западе. Российская музыкальная сцена в последние годы заметно омолодилась. Вы следите за этими зачастую субкультурными процессами, вам это интересно?

Мы наконец-то оказались в Америке 90-х. Но все это вспышки. Я к ним никак не отношусь — мне просто все это не очень интересно. Это не связано с качеством этих людей или их продукта. Я живу в достаточно закрытом мире, и YouTube мне вряд ли подкинет то, что меня удивит. Ни Егора Крида, ни Оксимирона, ни Hatters. Очень важно, в каком информационном поле существует человек. Я намеренно избегаю контакта с «новым» — мне кажется, оно меня засорит.

А в этом вашем «закрытом мире» есть какие-то предпочтения? Или, может, музыканты, артисты, которые как-то на вас влияют и инспирируют?

Я слушаю огромное количество музыки, но никогда не слушаю ее в быту. У меня запрещено включать музыку в машине, когда я дома, жена никогда не ставит «свою» музыку. Для меня это просто напряг. Даже если музыка играет фоном в ресторане, я вынужден погружаться в анализ, и это все меня мучает, а я не хочу работать все время.

По интервью, которые я читала, сложилось впечатление, что вы человек достаточно бескомпромиссный в том, что касается творчества. Вам это когда-то мешало? Наверняка же были случаи, когда можно было «прогнуться» и получить за это какие-то особенные дивиденды?

Вы имеете в виду мое бесконечное стремление к прекрасному (Смеется)? Это как детская травма. Когда я не понимал, что нет никаких волшебных кнопок, и не знал, что, для того, чтобы достигнуть успеха, надо просто развиваться и двигаться по нарастающей, мне хотелось быстрых результатов, но никто из многочисленных «старших товарищей» не предложил мне внятных схем или решений. Естественно, я слежу за какими-то моделями распространения и продвижения и опираюсь в том числе на чужой опыт, но четко понимаю, что если я решился этим заниматься, то сам, лично должен разбираться в этом лучше других. Короче, жизнь, видимо, не подбрасывала простых вариантов, и все, кто мог мне помочь, предлагали перевоплотиться во что-то понятное, а мне хотелось донести то, что я закладывал в свою музыку, и не искать проторенных путей. Не переодеваться в перья и блестки, не ехать на конкурс, где славные продюсеры поднимут мне по десятке и покажут по центральным каналам. Еще из своих юношеских дней помню, с какой ненавистью относился к российской эстраде. Сейчас, кстати, многое изменилось — я узнал ряд известных артистов, и это оказались прекрасные люди. Но мысль эту я по-прежнему держу в голове, пусть даже на периферии сознания. Хотя я, конечно, уже не тот максималист, который хотел приехать в Москву, все тут сжечь и построить по-новому.

Учитывая вашу нелюбовь к эстраде, вы не жалеете о своем участие в шоу «Голос»?

Нет-нет! Я ненавижу телевидение, ненавижу телешоу. Всерьез презирал людей, которые строили свои карьеры на шоу талантов, мне казалось, что это падение. Я очень долго не мог внутренне согласиться с решением участвовать в «Голосе». Пошел на первый сезон, прошел кастинг, а потом «спрыгнул». Понял: не готов. А потом посмотрел дебютные шоу, увидел, как все это выглядит в телевизоре, и решил — не стыдно. В отличие от многих похожих форматов «Голос» — не пошлятина. До этого проекта было ощущение, что не может быть без блата ничего. Меня это пугало. Больше, чем я жаждал открыть двери, я боялся встать в один ряд с такими людьми. «Голос», конечно, помог решить какие-то проблемы — и в финансовом эквиваленте, и с точки зрения узнаваемости. Но гораздо важнее, что это шоу помогло мне переступить через себя. Это была очень своевременная проверка. Я находился в переломном моменте — и возрастном, и профессиональном. И мог устать от этих постоянных попыток что-то доказать людям, которые меня не слышат. В принципе, я готов был и дальше жить в этом непонимании, но в один день все изменилось.

Я понимаю, что этот вопрос вам задавали десятки раз, но не спросить не могу: как все-таки получается, что шоу талантов, в том числе «Голос», выпускают огромное число одаренных артистов, а в «Голубом огоньке» и на эстраде по-прежнему те же лица, что и 20, 30 лет назад?

Это большой вопрос. Участие в шоу не гарантирует дальнейшего успеха — в контракте это, как вы понимаете, не прописано. Это дает тебе аудиторию людей, которые в конкретный момент времени тобой интересуются. Довольно смешно: я как-то посчитал, что за все участие в «Голосе» с сентября по декабрь меня показывали по телевизору в общей сложности всего 23 минуты. При этом после первого же эфира в ночь мне позвонили какие-то экзальтированные люди и предложили поработать — причем приступать было необходимо уже на следующий день. И я был полностью готов. Первый год мы только и делали, что работали, — нужно было отбивать эти «авансы». За это время выросла аудитория, которая оказалась готова к нашей музыке. Что касается других участников шоу, ситуации бывают разные. Вот артист вроде готов, но у него три фонограммы, материала нет: с чем выступать — не понятно. К такому моменту нужно готовиться. Нельзя приходить на вечеринку без костюма и денег на такси — все может случиться. Если хочешь познакомиться с Миком Джаггером, для начала выучи английский язык.

То есть проблема скорее в слабой подготовке самих участников, нежели закрытости шоу-бизнеса, в который невозможно попасть?

Шоу-бизнес устроен достаточно просто: есть несколько сил, которые условно «контролируют» этот процесс. Те же Black Star, которые регулярно выпускают артистов, и нравится нам или нет, нельзя это не признать — это и маркетинг, и подавление, и агрессивный пиар. Есть большой маркетинг Первого канала, в рамках которого Константин Эрнст и Юрий Аксюта решают, что артист интересен, и он начинает везде появляться в больших количествах. Везде присутствует человеческий фактор, ведь решают все люди — и нужно быть для них интересным, что-то им предлагать. Быть просто прекрасно поющим и хорошо выглядящим человеком недостаточно. Талант должен быть применим к использованию. Любая продюсерская компания — это просто группа людей, выполняющих свою работу, и им нужен материал. Никто не занимается репетицией вокала с артистом (это деньги и время), когда есть куча профессионалов, которые отчаянно хотят прорваться и которые уже готовы. Небольшой тюнинг нужен, конечно, всем, но важно быть строительным материалом, а не просто одаренным вокалистом.

Что должно измениться, чтобы на условном «Голубом огоньке» появились свежие интересные лица, и это не выглядело бы инородно и неуместно?

Я не смотрел «Голубой огонек», но прочитал пост Максима Фадеева в «Инстаграме», возмущавшегося бессменным составом участников. При личном общении спросил — что за праведный гнев человека... который делает то же самое (Смеется)? Что должно измениться? Не знаю. Меняются люди — те, кто ставит эту музыку, и те, кто выбирает ее, включая определенный телеканал. Вообще, меня часто пытаются противопоставлять такой музыке и как бы сталкивать с ней, но я человек неконфликтный, я знаю, что эти люди делают свою работу — и делают ее хорошо. Нам с вами это может не нравиться, но у каждого канала есть бэкграунд: он десятилетиям развлекал эту аудиторию, «растил» ее — и он не может от нее отказаться. Это даже как-то... по-человечески, что ли. Вряд ли Эрнст решит выпускать в эфир фильмы, которые любит лично он сам. То же самое и с музыкой. Представьте: нашим мамам вдруг начнут показывать только сериалы Netflix и ставить англоязычную прогрессивную музыку. Да они офигеют!

Ну, Netflix как раз учитывает предпочтения аудитории, но оборачивает вкусы зрителей в такую качественную и дорогую обертку, что как бы поднимает их на следующий, более продвинутый уровень.

Но этот продукт выстраивается в совершенно иной среде. У нас в России другой уровень морали. Взрослая женщина, учитель, вряд ли будет смотреть в вечерний прайм-тайм сериал «Жиголо». Российское телевидение в том виде, в каком оно существует сегодня, это очень фоновый продукт. Зато бесплатный. Это многое объясняет.

Вы много экспериментируете с форматами и, в частности, писали музыку для кино и театра. Чем этот процесс отличается от написания музыки «для себя»?

Рутина вся та же самая. Но меньше ответственности. Кино — искусство синтетическое. И своей музыкой ты помогаешь тому, что есть. Если кино не работает, музыка его вряд ли вытянет. Когда ты делаешь сольный продукт — он сам за себя отвечает. В кино это не так. Но это очень интересная работа. Музыка вообще обрамляет нашу жизнь, а кино наглядно демонстрирует, как это происходит.

В театре или кино есть довольно понятные мерила успеха — сыграть определенную роль, сделать это у конкретного режиссера и получить награду. А чем или как измеряется успешность в музыке?

Залы и продажи — это широта твоей деятельности. Что касается признания профессионального сообщества — меня это не особо заботит, хотя, конечно, легко так говорить, когда оно есть. Это приятная плюшка, но ничто не сравнится с мучениями, которые мы каждый раз переживаем, и никакие статуэтки не могут вернуть потерянного времени, здоровья и нервов (Смеется).

Вообще, популярность — это приятный бонус или у этого явления больше негативных сторон?

Приятно, когда люди выражают свое положительное о тебе мнение. С другой стороны, не припомню уже, когда мог последний раз куда-то выйти и остаться невидимым. Но не то чтобы я от этого сильно страдал. Мне кажется, это такая красивая сказка о том, как артисты мучаются от того, что их утомила популярность. В первый момент, когда все меняется (тебе улыбаются незнакомые люди, и ты понимаешь, что это тебе они не знакомы, а ты им — очень даже), — ощущаешь себя немного странно. Первые полгода я не мог понять, как с этим жить; сейчас мне это стало совершенно неважным. Честно говоря, я мало куда-то выхожу — есть два кафе в городе, куда я заглядываю и где все меня знают, а в остальном — не могу сказать, что я веду какой-то светский образ жизни.

У вас, наверное, как и у других артистов и вообще людей творческих, бывают периоды спада, упадничества. Как себя из них вытягиваете?

На дно опускаться нельзя. В музыке, как в любой работе, есть рутинная составляющая. И она никуда не денется — надо сидеть и делать ее. И это, конечно, весьма утомительно. Но это я так говорю сейчас. А потом ты уйдешь, я сяду, через 10 минут меня настигнет вдохновение, и время полетит в другом режиме. Нет способа вне работы почувствовать себя хорошо. Надо просто сесть и начать делать. И тогда все получится.

Детали
Концерт Therr Maitz пройдет 10 августа на территории дизайн-завода «Флакон».

Антона Беляева называют одним из лучших музыкантов России. Последнее время он занимается не только своей группой Therr Maitz, но и представляет новое иммерсивное шоу «Безликие» 9 ноября в Петербурге, а также дал сольный концерт 3 ноября в клубе А2. Антон рассказал «СтарХиту», как себя чувствует в роли папы, а также признался, что если бы не встретил жену Юлю, то начал бы «разрушаться».

В Петербурге 9 ноября состоится премьера иммерсивного шоу «Безликие», где многие герои будут в масках. А вы сами станете его участником?

В «Безликих» я не актер, а композитор. Работа над этим проектом была сложной, мы записали порядка 11 часов музыки. Перед нами стояла интересная задача – шоу будет проходить в особняке на Дворцовой набережной, где более 50 локаций и во всех этих локациях разные источники звука – было важно найти взаимосвязи, чтобы переходя из одной локации в другую, мы не мешали музыкой, а вели зрителя дальше. Поэтому придумали форму, в которой музыка позволяет многое додумать. Естественно, есть моменты, придуманные и прописанные заранее, но основным полотном является музыка, которая создана в живом составе музыкантами.

Да, мне интересны разные жанры. То, что мы делаем для сцены – это очень понятная и ясная работа. Здесь же всегда есть какие-то сюрпризы, другие возможности, мне интересно не замыкаться в своем жанре, поэтому я заинтересован и в кино, и в театральном искусстве.

Как прошел концерт в Санкт-Петербурге?

Мы выступили с большой струнной группой, сыграли свои концертные хиты, а также фрагменты нового альбома, который выйдет 14 февраля. Честно говоря, я зарекался, что мы не будем этого делать, но это невозможно, хотелось побыстрее показать свежий материал.

В этом году у вас множество проектов, но самое важное - это то, что у вас родился сын. На кого он похож?

В данный момент - на меня! Есть мои и его детские фотографии, которые просто идентичны, на них пугающее сходство (смеется). Мамины черты тоже прослеживаются. В общем, интересный парень.

Он родился…

Получается, он Близнецы по гороскопу, верите в прогнозы?

Я думаю, что моя жена больше обращает внимание на такие вещи. Понятное дело, что генетические и космические данные повлияют на его формирование, но воспитание – это самая главная часть. Думаю, что нужно наблюдать за развитием человека.

В честь кого вы назвали сына Семеном?

Поскольку мы музыкальная семья, то искали какое-нибудь интересное имя. У нас был большой список, свой топ-лист и до последнего думали, что когда посмотрим, то выберем из него. В итоге, увидев сына, я понял, что ни одно из наших навороченных имен ему не подходит. Меня на эту мысль навела акушерка: «А как зовут?» - «А никак пока» - «Надо назвать, у человека должно быть имя!» Я сначала был с сыном, а потом отнес его в специальное место, где младенцы находятся после рождения, и пошел к жене: «Так, у нас совещание 20 минут, мы должны решить, как зовут человека». Мы посмотрели гугл, это был день Семена. Когда это прозвучало, то мы сказали друг другу: «Да, хорошо». Не было в этом какого-то глубокого смысла, серьезной подготовки, но я очень рад, что так случилось. Имя очень подходит сыну.

Многие родители стараются не показывать своих детей, а вы часто выкладываете фото сына в интернет…

Верно ли, что с рождением ребенка, мировоззрение меняется?

Знаете, не согласился бы с этим на 100%. Несмотря на то, что мой возраст перевалил за 30, а у меня еще не было ребенка, вопросы «Когда?» естественно, присутствовали. Да и в моем окружении люди рожали каждый месяц. Но я никогда не был одержим продолжением рода, я никогда не думал об этом всерьез – то есть со мной переход случился легко: моя жена забеременела, и я понял, что готов. В роли папы чувствую себя органично – мне это нравится: укачивать сына и даже менять памперсы. Просто в мою жизнь пришел новый человек, поэтому никакого диссонанса нет.

Кажется, что у вас с Юлей образцово-показательный брак...

Знаете, мы абсолютно нормальная семья, которая ругается иногда и по работе, и в быту – опять же, то, что вы видите - всего лишь картинки в интернете. Понятно, что мы всю жизнь не транслируем и не афишируем, мы радуемся, когда мы на пляже, радуемся, когда листики осенние падают, мы совершенно обычная пара, которой повезло друг с другом. От себя могу сказать, что если бы у меня не случилась такая жена, то, возможно, какое-то время назад я пошел бы по пути разрушения, потому что этот человек меня организует и превращает в работоспособную и сознательную единицу. Я, вообще, как музыкант, человек хаотичный – а встреча с Юлей меня сохранила и стабилизировала

Она ведь бывшая журналистка, так часто бывает, что звезды сходятся с работниками СМИ...

Наверное, это связано с тем, что они берут у них интервью, но Юля у меня не брала интервью. На тот момент я жил так, что это была просто очередная забавная история. После свадьбы друга, выпив несколько стопок с Лолитой Милявской, зашел к своим знакомым – голландским архитекторам, с которыми давно не виделся. Мы выпили, за соседним столом сидят приличные девушки, а я по-хамски решил сказать: «А давайте им водки пошлем?» Мы послали им водки, все посмеялись, в итоге этого общения Юля дала мне свой телефон с неправильной цифрой. Я нашел этот телефон через несколько дней, пару раз не туда попал, в итоге дозвонился и сказал: «Мне это особо не надо, но если ты хочешь, то мы можем сходить на одну джазовую вечеринку». Это было абсолютно хамское вторжение в ее жизнь, но мы встретились, отправились на вечеринку, после этого живем вместе. Через какое-то время я понял, что после этой встречи я не хотел больше никого искать.

Началась бы либо какая-то стагнация... Естественно, музыканты амбициозны, мы хотим открыться миру, чтобы нас любили, слушали музыку и понимали. Но агрессия накапливается, пока ты делаешь что-то в стол, пока это не находит выхода, человек злится. Мне кажется, я находился на каком-то Рубиконе. Мне совершенно чужды телевизионные проекты, я не принимаю систему «Фабрики звезд», когда ты пришел, из тебя что-то сделали, нарядили в красивые штаны и заставили спеть песню, которая, по мнению продюсеров, принесет тебе успех. Поэтому на меня давили все мои знакомые, жена сказала: «Чувак, хватит выделываться! Сходи, хуже не будет!» Мне удалось сохранить свое мнение в этой ситуации. В течение шоу следовал своему плану: делал, что хочу, пел те песни, которые хочу, ругался с оркестром, когда мне не нравилось, что он играет и не позволял менять свою природу.

Антон Беляев – солист российской инди-группы Therr Maitz, популярность которой последние три года стала активно набирать обороты. И если вы редко посещаете масштабные фестивали рока и джазовой музыки, будь то Maxidrom, Red Rocks или Усадьба Джаз, то наверняка видели выступление Антона во втором сезоне телешоу “Голос”.

Специально для читателей Умной России Антон ответил на вопросы нашего редактора Елизаветы Емельяновой.

Clever Russia: Вы уже достаточно опытный артист. На шоу «Голос» Вы пришли ради новой аудитории, для самопроверки или это вообще был спонтанный поступок?

Антон: Нет, поступок неспонтанный. Я долго сомневался, делать это или нет, но на носу первое видео и альбом Therr Maitz, я, в общем, агнец. Была боязнь негативной реакции со стороны уже имевшейся аудитории. Но рискнул. Не жалею. Шоу очень бережно отнеслось ко мне, я не думал, что буду так говорить, но я действительно им благодарен и за возможность, и за отношение. Плюс самопроверка, конечно, жесткая, очень некомфортная ситуация, как-то всё неправильно и против тебя, горло сохло, нервы, ждал выхода 12 часов в нарядном. Воняло от меня кошками к концу вечера. Но это абсолютный тест, ты ждёшь весь день эти две минуты на сцене, вокруг дурдом, перед тобой не проходят люди, которые ты думал точно пройдут. Безумие. Некоторые проходят и тебе кажется, вот они заняли твоё место. Момент поворота всех четырёх товарищей вообще меня выбил из колеи, я в процессе песни понял, что я не знаю, кого выбирать, потому как надеялся максимум на двух. Странно и круто в итоге. Ну и очень сильно отпустило в конце, сразу пошли в буфет, помню…

Clever Russia: Были ли среди Ваших знакомых и друзей недовольные выступлением? Как Вы вообще относитесь к критике?

Антон: Я боялся, что будут такие. Главный недовольный в итоге, похоже, я. Остальные подхалимски молчат. Никто критику и критиков не любит, но вещь полезная, помогает стать лучше. Я капитан очевидность.

Clever Russia: Сейчас многие музыканты предпочитают держаться в стороне от «индустрии», если раньше все стремились к «большой сцене», статусу поп-звезды, то теперь как будто бы наоборот – чем у же тот круг, в котором ты широко известен, тем лучше. Вам тоже достаточно «своего» зрителя, или хотите устроить революцию в российской поп/инди/электронной музыке? К какому жанру Вы сами относите свое творчество?

Антон: Достойный и непростой вопрос. Будем откровенны, ни я, ни какие-либо мне знакомые музыканты не мечтают петь в подвалах для пяти своих друзей и продавать свои диски лично с лотка в метро или пригородных поездах. Программа такова, мы воображаем гигантские стадионы, где люди топчут друг друга, выкрикивая наше имя или название группы, каждое твоё движение для них совершенно, кривая не выспавшаяся морда достойна кисти Рембрандта, каждый звук уникален, одним словом, сам Господь Бог шепчет тебе на ухо, какую струну дергать… И далее до полного маразма. Я конечно утрирую, но все музыканты хотят таких результатов – это, в общем-то, главное – видеть, что люди верят в твою музыку очень сильно. Даже огромные гонорары не так важны, это уже бонусы. Так вот, эта популярная сейчас позиция “моя чепуха самая лучшая на свете, и то, что вам её неприятно слушать, это признак её ах…енной концептуальности” – полная хрень. Я никого не хочу обидеть, и думаю, что любые синтезы музыки имеют право на слушателя и любовь, но часто такая позиция просто удобна не очень успешным исполнителям. Плюс сейчас такое время, что в принципе, уже понятно, никаких больше супер-супер звезд, как даже 20 – 30 лет назад не будет. Просто слишком много всего, и создание музыки как процесс теряет остатки магии, слишком доступно. Короче, меня понесло!

Конечно, мы хотим революций, но логика подсказывает, что и революций пока не предвидится. Я думаю, мы планомерно будем захватывать доступные сознания и приближать свои стадионы. Относительно стиля, мне совершенно безразлично как называть то, что мы играем, это дело маркетологов.

Clever Russia: Вы родом из Магадана. В Москве чувствуете себя «своим», или наступает время от времени тоска по малой родине?

Антон: Я люблю природу своей родины, она сдержанная и простая, в ней нет ничего нарядного и пышного, и она очень цельная и законченная. Люблю, короче! Но друзей в Магадане у меня почти не осталось. В Москве есть пульс. Здесь не просто, но очень живо. Иногда даже слишком, но пока я в активной фазе, мне это подходит.

Clever Russia: Что для Вас значит семья?

Антон: Я еще молод наверное отвечать на такие вопросы. Я люблю свою маму, люблю жену. Они моя семья, мне с ними уютно и спокойно. Но что всё это значит, я пока не знаю.

Clever Russia: Вам хорошо известно, что такое труд музыкального продюсера. Это на Вас как на артиста повлияло?

Антон: Не знаю, что вы подразумеваете под словом артист, но в целом да, изменило, безусловно. Это изнурительная работа. Кропотливая и нервная. Я научился брать себя в руки и делать то, что нужно, когда это нужно. Научился слушать других и понимать, о чем они говорят и чего хотят. Ресурсы, которыми располагали люди, нанимавшие меня, позволили мне сильно повысить скиллы, я на практике очень много могу сделать. Я записывал и делал аранжировки для самых разнообразных составов в совершенно разных условиях. От подвалов на Рязанском проспекте до студий с мировым именем. Работал с прекрасными инженерами, создавшими мировые хиты, и с озлобленными идиотами, думающими, что им открылся алгоритм всех крутых музык. Много очков опыта, но я по-прежнему ни хрена не понимаю!

Clever Russia: Расскажите о своей группе, Therr Maitz. Вы себя сейчас больше хотите позиционировать как сольного исполнителя или как фронтмена этого коллектива?

Антон: Я люблю людей, которые со мной сейчас. Они приятны, полезны и надеюсь, им приятно как и мне. Именно с этими людьми я смог реализовать в звуке то, что мне хотелось. Мне самому не интересно быть звездой. В смысле, я хочу, чтобы люди знали мою музыку, меня и группу, ну и все эти прелести со стадионами… Просто это ради процесса всё. Это приятная коллаборация. Мне интересно с людьми. Они мне дают многое, даже сами не осознавая. Играть сольно очень скучно, это очень важный момент, когда ты делаешь с кем-то вместе музыку прямо сейчас, в этот момент, на сцене. Когда получается сделать что-то хорошее вместе, степень удовлетворения намного выше. Пока мне кажется так.

У группы, кстати, есть страница в Википедии, и мы скоро снабдим её биографиями участников.

Clever Russia: Что нашим читателям обязательно нужно знать о Вас?

Антон: Я наглый тип. Это мой костюм супергероя! На самом деле, читателям нужно знать не про меня, читателям нужно знать, что пока они не перестанут слушать говно, говно будет занимать все ключевые позиции. Даже не так – нужно научиться выбирать самим, в смысле, выбирать решительно и следовать выбору. Тогда всё встанет на свои места.

Clever Russia: Самый «насущный» для нас сейчас вопрос. Когда планируете выступить в Питере?

Антон: Я не очень ориентируюсь в датах наших выступлений, но знаю, что Северная Столица призвала нас уже, и есть какие-то числа осенью, как только получим подтверждение, на страницах группы всё появится. Спасибо!

Интервью подготовила Елизавета Емельянова.

Было немного жутковато, потому что формат новый, люди незнакомые, главный канал страны. Я боялся оказаться на враждебной территории и столкнуться с необходимостью примерять совсем другую роль. Потому что, несмотря на все возможные бонусы, можно было вляпаться. Хотя мне кажется, что я и вляпался. (Смеется.) Я стараюсь понимать, что происходит, но при такой сумасшедшей активности это сложно.

Стратегия дальнейшего развития у тебя есть?

Главная задача — привести людей к моей группе. Показать, что за мной стоит целый коллектив музыкантов, где все талантливые, красивые, здорово поют и играют. Что у нас есть совместное творчество и жизнь помимо "Голоса". Времени не так много - 2-3 месяца. Через полгода появятся новые герои, будет новый проект. Такие правила игры.

Через две недели после вывешивания на YouTube у него было 400 тысяч просмотров. А вторая версия монтировалась уже с акцентом на Therr Maitz.
В этот промежуток нужно успеть.

В апреле выходит новый альбом вашей группы. Почему он второй по номеру, но первый по сути?

Первая пластинка Sweet Oldies (2010 год) - это поп-продукт. Понятно, что мы на каждое радио не пытаемся попасть с этим альбомом, но он ориентирован на то, чтобы восприниматься легко.

С выпуском кто-то помогает?

Мы не отдались никакому лейблу, но начали сотрудничать с большой английской издательской компанией Believe. Штука в том, что лейбл, создавая артиста, зарабатывает в том числе с концертов. А мне от этого какой толк? Если бы они ставили многомиллионное лазерное шоу, это было бы понятно, но здесь такой практики нет.

Я самостоятельно зарегистрировал аккаунт и выложил альбом на iTunes. Получал по $400–600 в месяц, но это не те деньги, которые хочется зарабатывать. С другой стороны, это и не та музыка, которую стоит покупать. Это репетиция управления компьютером, дизайнерская лаунж-музыка, аппликация из красивых картинок. Я ее собрал в 2010 году из старых треков, за которые не сильно стыдно.

Гастрольный тур по России предвидится?

На нас вышло с предложением крупное московское агентство, которое занималось, в частности, российским туром Земфиры. Сейчас речь идет о 40 городах и площадках от 2 до 5 тысяч мест. И мы к этому предложению отнеслись с радостью, хотя раньше концертами занимались сами. Но контролировать их качество сложно.

Часто нас просто обманывают. Говорят: зал будет такой, звук - такой, людей будут пускать в свободном режиме, билет продадут по такой цене. Потом приходит апдейт от фан-базы: в городе повесили афишу, где написано вместо Therr Maitz - "Антон Беляев" и еще пришлепнут логотип шоу "Голос" сверху. Мы приезжаем, и это оказывается не клуб, а ресторан, депозит столика - от 10 тысяч рублей. В итоге в зале сидят "меха", а нам что делать? Нам вроде присылали фотографии, и на них все было по-другому. Мы устали.

Гостиница не может находиться в одном здании с караоке. Должны быть темные шторы на окнах - мы спим днем. Ресторан не должен быть столовкой, после которой все мои пацаны вынуждены принимать таблетки от изжоги. Это плохо, потому что вечером надо работать, а все злые.

Стали предлагать в три раза больше концертов, чем раньше. В декабре 2013-го было 44 приглашения, и это физически невозможно. Всех денег не заработать. Я не хочу отыграть все концерты в мире за год и потом умереть. Я хочу еще пожить, поэтому два концерта, даже три, в неделю можно играть.

Хочется идеального мира. И ничего не делаешь, и куча выступлений, и все время расслабленный, отдохнувший. Хочется прийти на концерт - и как бахнуть. Но в итоге все происходит немножко на пределе.

Внутри группы у вас из-за скачка популярности поменялись отношения?

Нисколько. Может, чуть ужесточилась субординация - не в том плане, что я стал больше боссом, а в том, что ответственность возросла. Это не может быть рок-н-роллом в чистом виде. Из райдера виски убирается просто потому, что нет такого, что сейчас мы поиграли, а дальше отдыхаем. Мы не отдыхаем.

А вообще характер у вас легкий?

Поверхностно легкий, а так непростой. Я достаточно принципиален, у меня есть позиции, от которых я не отступаю. Это сложно для тех, кто меня окружает. И в работе сильно проявляется. Не все выдерживают, потому что это постоянный контроль и тирания. Ни у кого вокруг меня нет своего мнения. То есть они его высказывают, а я подавляю.

Попытки играть в семью с музыкантами в принципе обречены на провал. Если я начну намеренно устраивать консолидирующие вечеринки, это будет неправильно. Пока все происходит естественно.

В декабре вы вели хит-парад с Верой Брежневой на Первом канале. Какие-то еще намечаются телепроекты с вашим участием как ведущего?

Я не готов форматировать личность. И все, что не вынуждает меня это делать, мне подходит вполне. Я готов и кулинарное шоу вести, если это будет смешно. Пока есть договоренность о разговорном шоу про музыку на Первом канале. Я буду общаться с людьми на тему, которая мне понятна.

Постараюсь не быть критиком до конца, потому что мне важно, как я выгляжу перед музыкантами.

А если Николай Басков придет?

Я думаю, что эта передача будет в другом формате. Но даже если он придет, я задам ему те вопросы, которые меня интересуют. Почему, Коль? Я готов это спросить и хочу услышать ответ. Почему ты так делаешь все? Объясни нам. Почему ты снимаешь такие клипы? Почему такое качество музыки?

С продюсерской деятельностью вы завязали?

Я крест не ставил на этом, просто не понимаю, когда продолжать. Скажем, мы работали с Полиной Гагариной, она пишет красивые песни на английском языке. Был серьезный творческий процесс, а параллельно шлепалась какая-то попса, которая в итоге стрельнула из каждого утюга. И все, времени у нее не стало на это. Теперь она поняла, что ей хочется поработать, а уже я не могу.

Про вас говорят, что как звукорежиссер вы крутой "фирмач", - что это значит?

Наверное, имеется в виду мое отношение к работе. Мне не все равно, что я делаю. И так каждый раз - и за $500, и за существенно больше. Я и шансона записал достаточно неприятного довольно много. Это ремесло. При нынешних технологиях плохо делать музыку несложно. (Смеется.) Лишь бы не потонуть, но, кажется, пронесло.

Вам с делами помогает жена. Правда, что она ради этого ушла с работы?

Две самые сложные роли - моя и ее. Я, как пехотинец, постоянно бегу с автоматом, мне только говорят - бей вправо, и я бью. А Юля в общем-то принимает все удары. Постоянно что-то нужно контролировать. Она на равных со всеми, и спрос с нее такой же.

И как она себя чувствует?

Это напряженно для нас всех, но, наверное, было бы хуже, если бы я сидел в трусах нестираных дома за компьютером, кричал бы, что я гений, стучал бы кулаком по столу и зарабатывал 10 тысяч рублей. Жена - мой фэн № 1, как и мама. Они делят это место. И это очень бодрит. В моем нынешнем состоянии важно иметь такую психологическую гавань. Я понимаю, для кого я все это делаю. Когда ты видишь, что кому-то действительно от этого хорошо, все более оправданно.

Вы рассказывали, что при знакомстве с Юлией обещали ей спеть, стоя на столе.

Арию Магдалины из Jesus Christ Superstar. Не знаю, почему мне это пришло в голову, потому что я не пою эту песню. До сих пор должен.