Вхождение Венгрии, Румынии, Болгарии из фашистской коалиции в «социалистический лагерь», попытка серьезного влияния на другие из них, например Италию, через имеющиеся мощные коммунистические организации, заставила советскую пропаганду сосредоточиться в основном на преступлениях фашистской Германии. Нет, никто не писал, что эти страны были против Гитлера, но роль их в Великой Отечественной войне всяческими способами затушевывалась. Теперь мало кто вспомнит, что только итальянцев на Восточном фронте было аж 235 000 человек. Не избежало своеобразного забвения участие и Финляндии в войне против СССР.
В 1944 году Маннергеймом, срочно и специально для этой цели назначенным президентом, был подписан мир с СССР. После этого Финляндия приняла участие в так называемой «Лапландской войне» против гитлеровцев на стороне союзников. После войны между СССР и Финляндией установились в целом неплохие партнерские отношения. Все это сделало тему о финском участии в оккупации территории Советского Союза неудобной. А ведь Финляндия вступила в войну против СССР с ее первого дня, 22 июня 1941 года. В этот день с немецких гидросамолетов в районе Беломорско – Балтийского канала было высажено 16 финских диверсантов. Именно финские войска обеспечивали блокаду Ленинграда с севера. 1 октября 1941 года финны заняли Петрозаводск. Однако темой данной статьи является не столько участие финских вооруженных сил в войне, сколько поведение финнов на
оккупированных советских территориях.
В годы войны финское правительство отказалось выдать немцам своих граждан – евреев, однако на лиц славянских национальностей, оказавшихся на оккупированных территориях, такая лояльность не распространялась.
Финские историки Юссила, Хентиля и Невакиви так описывают период оккупации "Финны считали себя освободителями Восточной Карелии… Большинство из них (жителей), однако, относилось к финнам в основном так же, как всегда относятся к оккупантам. Часть русского населения Восточной Карелии (максимум 20 тысяч человек) была отправлена в концентрационные лагеря, в которых питание было особенно плохим". Вот так – «каких-то» 20 000 человек были отправлены в концлагеря с ужасающими условиями содержания. Комментарии, вроде бы, излишни. И всё же…
Финны не разделяли семьи. Просто огромные массы людей: стариков, взрослых, детей, в том числе грудных, сгонялись в очень малые, не приспособленные для жизни помещения, где, по замыслу руководства этих заведений, русским жить не стоило. Им там предстояло умереть.
"Сделали перекличку. Волковы! Мой отец - на костылях, сестре Вале - 5 лет, мне - 8. Раечка у мамы на руках, ей один годик. Объявляют - нельзя выходить из лагеря, взрослые будут работать каждый день, продукты будут выдаваться раз в неделю. Каждая семья имеет право занять только одну комнату… В том доме нашлась комнатка: три на три метра на пять человек…Назавтра погнали мать на разгрузку дров… Из продуктов главный продукт, конечно, была мука. Но это была не мука! Это была молотая белая бумага с добавкой муки. Хлеба, коржа из неё нельзя испечь, хоть ты удавись, не 
получалось… Когда трава пошла, её тут же всю съедали, огороды были голые, чёрная земля. Первой съедали крапиву, затем клевер. От голода, от грязной травы началась дизентерия… Утром по лагерю едет телега-ящик, собирает умерших за ночь. Летом парней, которым исполнилось 15-16 лет, финны отправили на лесозаготовки. Вернулись к зиме - кожа да кости. Многие после померли от чахотки...» - свидетельствует, переживший ребенком этот ужас, Виктор Николаевич Волков.
«Мама была беременной уже на последнем месяце и в деревне родила двойню, девочек. А через некоторое время нас разместили в домах барачного типа, которые были уже обнесены колючей проволокой. Нас было уже пятеро, и с нами из деревни приехали бабушка и дедушка. Поселили нас в комнате на 15 квадратных метрах, и было в ней пять семей. В общей сложности 21 человек. В условиях голода, холода, без медикаментов люди вымирали целыми 
семьями» - рассказывает Ленина Матвеева.
Мне кажется, что приведенных свидетельств более чем достаточно для понимания того, что день своего освобождения из фашистского рабства все эти люди считают праздником большим, чем день рождения.
В одной Карелии проживают, на данный момент, более трех тысяч лишенных детства малолетних узников фашистских, а именно фашистскими и были финские лагеря смерти, концлагерей. И какими бы хорошими не были у нас отношения с соседями, забывать об этом мы не имеем права.
Всем нам хорошо известны различные места боевых действий Великой Отечественной войны — Смоленск, Ленинград, Ростов, Сталинград, Севастополь. Но тема Карельского фронта как-то всегда оставалась подзабытой. А ведь половина Карелии (тогдашней Карело-финской ССР), включая Петрозаводск, была оккупирована финскими войсками, союзными немцам. В 1941 году Финляндия выступила против СССР в стане союзников нацистской Германии. Причин, побудивших финское руководство к такому шагу, было несколько. Это и жажда реванша за Советско-финскую (Зимнюю) войну 1939-1940 годов, и ведущий своё начало с 1918 года антисоветский настрой финской политической элиты вкупе с намерением присоединить Карелию к Финляндии, и, наконец, боязнь попасть под немецкую оккупацию, угроза которой появилась в апреле 1940 года, когда немецкие войска оккупировали Норвегию и вышли к финской границе.
Итак, в Карелии финские войска действовали самостоятельно, участвуя в реализации плана "Барбаросса", в июне-сентябре 1941 года финны вновь заняли принадлежавшие им до 1940 года Карельский перешеек и Северное Приладожье, а затем перешли старую границу, замкнув на Карельском перешейке блокаду Ленинграда с севера, а в Восточной Карелии продвигаясь к Мурманской железной дороге и Онежскому озеру. Одновременно с этим часть аэродромов в Северной Финляндии была предоставлена самолётам Люфтваффе, которые бомбили Мурманск и советские порты на Кольском полуострове.
2. 2 октября 1941 года Петрозаводск в результате боёв был оккупирован финской Карельской армией (Karjalan armeija) :
3. Финский солдат водружает флаг над вокзалом:
5. Вскоре город был переименован финнами в Яянислинна (Äänislinna), что переводится с финского как "Город на Онего". На самом деле, приведённая русская транскрипция не вполне верна, так как звука, соответствующего финской букве Ä, в русском языке нету.
6. В зданиях присутственных мест на площади Ленина разместилась оккупационная администрация:
7. А в деревянных зданиях слева размещалась оккупационная военная комендатура:
8. Финские солдаты на фоне памятника Ленину:
9. А самого Ильича финны свергли и поставили на его месте пушку:
10. Вид города сверху:
11. В Петрозаводске и на прилегающих территориях во время оккупации действовало 10 концентрационных лагерей, первый из которых был открыт 14 октября 1941 года.
В концлагеря помещалось преимущественно русское население, которое, как "неродственное", было значительно ущемлено в правах по сравнению с финно-угорским, и, по распоряжению главнокомандующего финскими войсками К. Г. Маннергейма, впоследствии должно было быть выслано в немецкую зону оккупации. За годы финской оккупации Карелии через концлагеря прошло около 30 тысяч человек, а смертность в концлагерях составляла в среднем около 10%, то есть в финской зоне оккупации условия были лишь немногим лучше, чем в немецкой.
12. Дети-узники петрозаводского концлагеря. Это фото было сделано в 1944 году после освобождения города и представлялось как доказательство на Нюрнбергском процессе.
13. Финские солдаты на фоне здания Совмина:
14. Ворота педучилища, в здании которого оккупационными властями была устроена финская школа:
15. Финны на улице Дзержинского:
Надо сказать, что в деле союза с Гитлером Маннергейм был осторожен и старался выполнять не все его требования, так как понимал, что Советский Союз ещё может и победить, и в этом случае за союзническую верность Гитлеру ему и Финляндии ничего хорошего не будет.
Летом 1944 года началась Выборгско-Петрозаводская наступательная операция. 20 июня Красная армия взяла Выборг, а на следующий день перешла в наступление в Восточной Карелии, где начала теснить войска финской Олонецкой группы (Aunuksen ryhmä) . Финны отступали в некоторых местах без боя, и 28 июня 1944 года части Красной армии освободили Петрозаводск. К концу августа финские войска полностью отступили за линию границы.
16. Советские офицеры в Петрозаводске после его освобождения. Фото на фоне Александро-Невского собора:
С этого момента в Карелии снова наступил мир.
Мы записали рассказ Валентины Александровны Семко, ничего не добавляя от себя.
Сейчас в Братске проживают 69 человек, которые, будучи детьми, пережили ужасы фашистских концлагерей. Валентина Александровна Семко три года своего детства провела в концентрационном лагере в Петрозаводске. Мы решили записать рассказ Валентины Александровны как прямую речь, ничего не добавляя от себя, кроме трёх небольших исторических справок.
22-го июня началась война, а в июле мне уже исполнилось 9 лет. Мы с семьёй жили у реки Свирь. Прекрасное место. Между Петрозаводском и Ленинградом. Мы были оккупированы финнами. Они были союзниками фашистов. Я знала, что шла война. Первым мы увидели самолёт со свастикой, он очень низко пролетел, а мы в это время сидели у школы. Были слышны раскаты орудий. В деревне было волнение, угоняли скот на восток. А по реке Свирь буксиры тянули баржи, на которых были тюки с вещами, и сидели беженцы. И помню только, как бомба упала на баржу. Люди закричали на барже и на берегу тоже. Старшая сестра взяла наши свидетельства, оторвала доски от крылечка и закопала там наши документы. Потом через деревню прошли финны. Люди уходили в лес, закапывали там вещи, я помню, как закопали патефон. У нас отчим был уже в возрасте, хромал, и его не взяли в армию. Семья была у нас большая, детей восемь человек. Мама вышла за вдовца, и её детей было двое - я и маленький Васяточка, ему тогда всего 7 месяцев было. И разница была между детьми большая - старший сын уже служил на флоте. Всё гражданское население финны определили в концлагеря на окраине Петрозаводска, а сами заняли город и дали ему другое название (Aanislinna
- Онежская крепость - прим. авт.).
В 1941-1944 г.г. финские войска оккупировали две трети территории Советской (Восточной) Карелии. По приказу главнокомандующего финской армией маршала Маннергейма от 8-го июля 1941-го года на оккупированной территории русское население следовало отправлять в концентрационные лагеря. Детей с 15-ти лет отбирали у родителей и направляли в трудовые лагеря, которых на территории Карелии было немало. Оккупационная политика финских властей предполагала, что родственные финнам в этническом отношении карелы, вепсы, представители других финно-угорских народов должны были остаться на своей территории и стать будущими гражданами Великой Финляндии.
Финский концлагерь на окраине Петрозаводска
Шесть лагерей было. Один лагерь - в нем старушки были, в пятом больше всего народу было. Староста выдавал муку, ее там перемешивали с опилками. Варили кашу. Мама, пока ещё была жива, завязывала мне руки, и я рвала крапиву. Эту крапиву мы мелко резали и делали лепёшки. На улице их пекли на железной плите, которая была поставлена на кирпичи. Ели крыс. Ребята, которые постарше, ловушки для них делали, крысоловки. Так вот питались. Ни разу я не была эти три года сытая. Я иногда есть захочу - заплачу, упаду вот так на спину и кричу: «Мама, мама, я есть хочу!». Мама тоже плачет, уговаривает меня не кричать. А Васяточка всё время молчал. Старосте жалко его стало, она дала нам кусочек сахара, я размачивала его слюной и Васятке давала. За каждую провинность были побои. Взрослых утром уводили на работу. Вечером приводили в лагерь, и они работали на уборке в лагере. Скученность людей была большая, одежды не было. Платье у меня было порванное, под платьем ничего нет, вот так я бегала, рукой обрывки придерживала. Приезжал однажды «Красный крест», выдавали одежду, и вместо этих обрывков у меня потом было другое платье. По лагерю ходил финн, Тойво его звали. Ходил пьяный. Все его боялись. Мальчишки, пока финны меняли караул, подбегали к проволоке и как-то колючки оборачивали, и дети убегали иногда из лагеря в город - поискать еду. Я два раза такую вылазку делала. Боялась, конечно, ужасно. Когда поймают, в комендатуру приводили, заставляли родителей бить детей. Кто кричал, пока его избивали, того отпускали, а кто терпел - получал больше. В концентрационных лагерях содержались как семьи, так и одинокие люди, выселенные из Заонежского и Кондопожского районов, Вознесенья и Подпорожья Ленинградской области, не говоря уж о городских жителях, не успевших эвакуироваться. Уровень смертности во всех шести петрозаводских концлагерях в этот период был необычайно высок. Он был даже выше, чем в немецких лагерях, где смертность достигала 10% (в финских - 13,75%). Иными словами, по жестокости режима финские «лагеря смерти» превосходили даже немецкие концлагеря.
Мама умерла в первый год. Она всё говорила мне: «Валюшка, давай поиграем с тобой. Вот тут в мешочке - чулки у меня, чтоб одеть, и платочек. Когда я умру, ты мне одень». Я плачу, а мама говорит: «Мы же играем с тобой, не плачь, я не умру». Когда мама умирала, как раз привезли мороженой картошки. Мама стала есть и как будто подавилась. Я заплакала, а она говорит: «Валенька, не плачь, вот скоро будет тепло, посадим картошечки». Когда мама умирала, уже лежала, говорит мне: «Валюшка, выйди и Васеньку возьми». Я убежала, на землю села, плачу, а Васятка смотрит на меня и только говорит: «Ляля, Ляля…». Потом я пришла, вроде, маме лучше стало. Я пришла, приобняла её… А волосы длинные у неё были. Почему-то запомнила, как вши в этих волосах ползают. Ночью ей хуже стало. Я к соседям пошла, а Лида, соседка наша по деревне, вдруг заходит и говорит: «Мама, мама, а у Вальки мать умерла». Я пришла, а моя мама на соломе лежит, и женщины её уже одевают. Мы с братиком вдвоём остались там. На соломе сидим, а он всё: «Ляля, Ляля…» и к маме тянется. Сидели так до утра. Потом маму унесли в сарай к другим покойникам. Маму похоронили в братской могиле. Потом мне одна женщина в лагере сказала: «Валечка, закончится война, пойдешь на кладбище и от входа увидишь место, где мама твоя». После войны я пошла туда, плакала, звала: «Мамочка, где ты?» А хоронили в три ряда, как тут найдёшь? Я тогда написала на картонке: «Кто будет на этой могиле, сообщите, кто захоронен, если знаете». И мне потом, уже в Братск, вдруг пришло письмо от женщины. Она написала, что там похоронена в первом ряду её дочь Катенька. Каялась, что не уберегла её, как муж просил, когда на фронт уходил. А потом мы встретились с этой женщиной. Я приехала, и она мне рассказала, что старостой в лагере был мужчина с их деревни, и когда Катенька умерла, ей разрешили на санках увезти её на кладбище. Там солдаты уже зарывали яму. Финны говорят, мол, бросай в могилу. Но другой финн разрешил девочку положить аккуратно. Женщина эта спросила, кто там рядом лежит, и ей сказали, что это женщина с четвертого лагеря, у неё двое детей осталось маленьких. Женщина мне эта говорит: «Я подумала тогда: и хорошо, пусть она за моей Катенькой на том свете присмотрит». Вот так я нашла мамину могилу. Пленённый финский солдат 13-й роты 20-й пехотной бригады Тойво Арвид Лайне рассказывал: «В первых числах июня 1944-го года я был в Петрозаводске. На станции Петрозаводск я видел лагерь для советских детей. В лагере помещались дети от 5-ти до 15-ти лет. На детей было жутко смотреть. Это были маленькие живые скелеты, одетые в невообразимое тряпье. Дети были так измучены, что даже разучились плакать и на все смотрели безразличными глазами»… Когда мама умерла, пришел отчим, забрал Васятку в свой барак. Отчим умолял меня: Валечка пойдем со мной! Но две женщины в нашем бараке говорили, мол, останься, Валя. А потом оказалось, что это было просто наказание для меня. Они с финнами встречались, придут - бросят мне чего-нибудь. Я водилась с их ребенком, а ведь голодная постоянно. Такой соблазн! Ложечку ему несу, нет-нет да и отхлебну. Сама себя ругаю, а удержаться не могу. Они приходили, выгоняли меня. А я куда пойду? Брала какую-нибудь подстилку и уходила спать в деревянный туалет на улице. Лагеря финны специально не строили - обнесли проволокой деревянные дома на окраине города. Ночь в туалете пробуду, а утром снова меня зовут, дают задание какое-нибудь. Из лагеря в лагерь меня бросали. Один раз попала в новый лагерь - без печек, без ничего, спали на опилках. Была в лагерях большая скученность и смертность страшная. Каждый день умирало по 20-25 человек. В 1944-м году 28-го июня
нас освободили. Отчим немного не дожил до освобождения. Мне рассказывали, что он пришел с лесозаготовок, сел около печи в бараке, вот так руку в локте согнул, голову положил на неё и умер. Когда ворота открыли в лагере, я побежала в пятый лагерь, где отчим с Васяткой были. Нас формировали уже - кого в какой детдом. Васятку отдали в Дом малютки. Меня тоже в детский дом оформили. От Петрозаводска километров 10-12. В детдоме уже еда была. Там учились. Я пошла сразу в третий класс. Все по-разному учились. И убегали некоторые из детдома. Вши, конечно, были. Сидели, тянули их друг у дружки из головы, а потом считали, кто сколько собрал. Война шла, даже мыла ещё не было. Мылись золой, ещё что-то добавляли туда, уж и не помню. И вдруг на школьной линейке в апреле 45-го года мне говорят, что я поеду в Артек. Я и ещё два мальчика. Артек был разрушен, но корпуса стояли. Ещё война шла, а детей уже отправляли на курорты. Море было холодное, купаться нам не разрешали. Там тоже учились. Девочки там были из блокадного Ленинграда. У некоторых детей были медали. Я помню, нам на хлеб капали рыбий жир на входе в столовую. Девочки из Ленинграда там были уже давно, этот рыбий жир им, наверное, надоел, и они делились со мной. Одна говорит: «Валя, скушай мой рыбий жир, а я тебе сыра за это дам». Я съела и руку под стол тяну, чтобы кусочек сыра забрать, а она мне фигушку из-под стола показывает. Директор нашего детского дома мне наказала - мол, там, на юге, есть деревья, его листики кладут в суп (лавровый лист - прим. авт.)
, нарвите и привезите хоть немного. Я уж так хотела этот наказ исполнить, но набрала не тех листьев, не с того дерева. Меня маленько отругали, конечно. И однажды мы услышали, как бегут вожатые и кричат: «Война закончилась! Победа!». Нам в столовой, всем детям, налили по такому случаю в чашечки немного вина. Фото из личного архива Валентины Семко
Детдомовским в Петрозаводске даже завидовали потом. Были у нас воспитатели, муж и жена - военные врачи. Они привезли из Германии, наверное, целый вагон трофеев: кукол, музыкальных инструментов, одежды. Девочек одели в красивые платья, но размеры не всем подошли, и было так - семь девочек в классе сидят в новом и чистом, а остальные - в старой одежде, в шароварах, в чем придется, в шинелях старых, на ногах - чуни. Воспитанницы детского дома в трофейных платьях. Крайняя слева во втором ряду - Валентина Семко
Жизнь шла свои чередом, и вдруг мне говорят, что ребятишек из Дома малютки увозят. А Васятка уже вырос, ему уже в школу пора. Я побежала на вокзал. Нашла его. Вцепилась в него, как волчица и побежала, понесла его от вокзала подальше. Отнесла в парк, обнимаю его, прижимаю к себе, целую. А военные какие-то проходят мимо, говорят: «Вот какая мама молодая». Я пошла к начальству, попросила, чтобы нас не разлучали. Потом брат остался в детдоме, а я пошла учиться в педучилище. Но мы не потерялись. Братик мой сейчас живёт рядом с финской границей. Двое детей у него. Давно я его, правда, не видела. Так-то он не пьющий, но в День Победы берёт две бутылки водки, закрывается комнате, плачет и пьёт, никого к себе не пускает. Муж у меня с Украины. Когда поженились, жить было негде, и муж уехал в Братск по комсомольской путёвке. Через два года ему дали комнату в бараке, и муж позвал нас. Моря и ГЭС еще не было, когда у нас первый сын родился. Приехали мы в Ермаковку, но она подлежала затоплению, и мы переселились в поселок Дальний, но оказалось, что он тоже будет затоплен. Потом - в поселок Озёрный, там нам дали дом на две семьи. В середине дома печка - стены внутри делали сами. Работала воспитателем, потом поваром в лесной столовой, библиотекарем, но мечтала пойти в медицину. Получила диплом с отличием, прошла специализацию клинического лаборанта, 18 лет проработала в профилактории. Всю жизнь - общественная нагрузка, народный контроль, общественная комиссия. Муж у меня был самый красивый и самый умный. Но много лет я прожила одна. Я всем сказала, что второго мужа не бывает. После войны я приезжала в Петрозаводск. Душа чего-то требовала. Казалось бы, на что мне теперь эти воспоминания, но я ходила на те места, где лагеря стояли. В архивы ходила. Материалы все, фотографии, воспоминания и свои стихи собрала правнучке. Она скоро пойдёт в школу, пусть знает. Валентина Александровна Семко. Апрель 2018 года. Валентина Александровна много лет Снимок в начале текста сделала военный корреспондент Галина Санько в освобожденном Петрозаводске в июне 1944-го года. У колючей проволоки стоит группа детей, а на столе прикреплён щит с надписью
«
Вход и выход, и разговор через проволоку запрещен под угрозой расстрела
»
. Снимок был представлен на Нюрнбергском суде над военными преступниками в качестве доказательства их зверств.
Историческая справка
Историческая справка
Историческая справка
Финские власти отказывают в выплате компенсации пострадавшим от оккупации со ссылкой на мирный договор 1947-го года, в котором нет таких требований со стороны СССР.
возглавляла общественную организацию малолетних узников фашистских концлагерей
Примечание
Финляндия, как и фашистская Германия, в годы Второй Мировой войны, не чуралась практики сегрегации и дискриминации нетитульных этносов. На территориях современной Карелии и Ленинградской области, занятых финскими войсками, даже действовало несколько концлагерей. В 1941 году страна попыталась воплотить в жизнь идеи «Великой Финляндии» - объединения в единое государство всех родственных финно-угорских народов. Как отнеслись к затее новые граждане Финляндии, и почему не удалось посеять ненависть между народами - в нашем материале.
Финские войска вошли в Петрозаводск 1 октября 1941 года. Первым пунктом в плане создания «Великой Финляндии» было разделение населения на родственные и чуждые народности. По данным Военного архива Финляндии, население Восточной Карелии составляло около 85700 человек, из них 46700 – русские, украинцы, белорусы. Их выгоняли из домов, позволяя взять лишь самое необходимое, и отправляли по этапу в концентрационные лагеря, семь из которых были организованы в Петрозаводске. На освободившиеся и колхозные земли расселяли карелов.
Петрозаводск переименовали в Яанислинн; вместо памятника Ленину на постамент установили гаубицу. С Кировым поступили проще – надели статуе мешок на голову на время военного парада 12 октября 1941 года в честь Освобождения города от «тирании рюсса». Военное управление приступило к регистрации населения. По данным Юкка Куломаа, приведенных в книге «Финская оккупация Петрозаводска», в ноябре 1941 года в городе числилось:
11-ти тысячный финский военный гарнизон;
- более 20 тыс. человек иной национальности, из них 18 162 - в концлагерях, 1 889 на свободе;
- 3 185 человек, зарегистрированных как родственное финнам население.
Именно к так называемому "родственному населению" финны применили всю силу своего убеждения. Важно было, чтобы вепсы и карелы не только приняли Великую Финляндию как вновь обретенную родину, но и могли свидетельствовать об этом перед другими государствами. Самым наглядным фактором было экономическое преимущество. Финны ничего не давали бесплатно. Все надо было выкупать – от земельных участков до пайков. Продуктовые наборы насчитывали 11 категорий, причем русские пайки отличались от карельских на 10%.
Карелам и вепсам платили в среднем по 7–8 марок в час, а свободным русским - лишь 2–3 марки за ту же работу. Нормы питания узников концлагерей были ничтожны. Практиковались телесные наказания. Женщины разгружали вагоны с дровами, разбирали завалы. От болезней, вызванных голодом, только в 1942 году умерло 2493 человека. «Хоронили по три гроба в могиле, а на свободные места стоймя впихивали гробики детей» - рассказывают свидетели тех событий в документальном фильме Лизы Ховинхеймо «Неизвестное лицо советско-финской войны».
Вопросами религиозного культа, пропаганды, агитации и печати, а также организацией школьной сети занимался Отдел просвещения при ВУВК. Для детей вепсов и карелов было введено обязательное образование. В Финляндии по конкурсу набрали лучших учителей-энтузиастов. Преподавание велось по учебнику «Моя страна - Великая Финляндия» на финском языке, который не все дети знали. Переводчиками выступали школьники-карелы. В школе дети получали дополнительное питание. По инициативе учителей по всей Финляндии собирали одежду для раздачи юным вепсам и карелам.
Однако, судя по отчету ««Работа народных школ Яанислинны», к обучению школьники не относились с надлежащей серьезностью. Бегали на переменах, не были приучены ходить строем, прогуливали уроки. Чтобы как-то исправить ситуацию, хлеб по карточкам учеников выдавался только при наличии отметки школы. Первой массовой акцией был сбор и уничтожение коммунистической литературы. В школах объявили соревнование. Было собрано и сожжено 50 000 томов. Школы для свободных русских детей открыли только в 1943 году. В концлагерях отдельные энтузиасты учили малолетних узников грамоте. Для карелов была открыта больница на 40 коек, родильный дом, стоматология и аптека. Русские довольствовались медпунктом с одним доктором и медсестрой.
Радиовещание удалось наладить не сразу. В Яанислинне имелось всего два радиоприемника в семьях у карелов, и те пришлось срочно изъять, когда выяснилось, что по ним слушают Москву. Впоследствии квартиры национальных семей оснастили радиоточками. Подписка на финские издания была запрещена. Для местных выпускалась газета «Вапаа Карьяла» («Свободная Карелия»). В ней писали о Финляндии, ее истории, о событиях за рубежом и на религиозные темы. Газету раздавали бесплатно, однако, по мнению историка Антти Лайне, значение печатного слова было незначительным.
Еще одним средством внедрения финских традиций и национального духа были праздники. На площади Свободы отмечали День независимости Финляндии, день Матери, «Калевалы», освобождения деревень и др. Миссионерскую функцию несли две конфессии - лютеранская и православная, которые сразу принялись бороться за души паствы. Побеждала православная, что властям было не слишком удобно: пасторы писали отчеты об умонастроениях мирян, а про попов таких данных нет. Духовенству обоих конфессий при крещении предписывалось называть новорожденных финскими именами из списка, одобренного православной церковью.
Конечно, какая-то обида была. Русские обижались на карелов, которые получали от финнов немалые привилегии. Карелы жаловались, что после войны на них 10 лет как на оккупантов смотрели. Но настоящей вражды не получилось, видимо, потому, что трудились вместе, и среди простых людей отношения были человеческие. «Если у кого родственники были карелы или финны, то их из лагеря выпускали. А так же работали, если не больше», - вспоминает оккупацию А.Воронина. Про детей и говорить нечего: карельские ребята приходили после школы к концлагерю и играли в войнушку с русскими детьми, через колючую проволоку, под взглядами патрульных.
В течение всей оккупации карелы и вепсы находились на выжидательных позициях. Молодежь откровенно ждала возвращения советской власти. Переломным моментом стало поражение немцев под Сталинградом. Финские власти выпустили часть людей из концлагерей, стали открывать русские школы. Было введено более справедливое распределение продуктов питания. В концлагерях устроили просмотры кинофильмов, а весной 1944 г. заключенных сводили на оперу. При эвакуации в июне 1944 года в Финляндию вместе с войсками ушли 2799 человек (из Петрозаводска около 400), причем 603 человека нефинской национальности. Большая часть местных жителей осталась верна советскому строю.
Этот снимок после освобождения Петрозаводска сделала фотокорреспондент Галина Санько. Фото использовалось как доказательство военных преступлений на Нюрнбергском трибунале
Летом-осенью 1941 года финские войска . Многие из захваченных земель в состав Суоми никогда не входили, но главнокомандующего Маннергейма это не смутило. Цель была – создать великую Финляндию.
Великая Финляндия – идеология финского национализма, предполагавшая расширение границ Суоми на восток вплоть до Белого моря и Онежского озера. В состав финского государства сторонники концепции планировали включить земли, на которых исторически жили родственные финнам народы – карелы, вепсы, эстонцы, ингерманландцы.
Захватчики переименовали карельскую столицу в Äänislinna («Крепость на Онего») и начали делать из КФССР территорию, где могут жить только финно-угорские народы. Русских же и других представителей «неродственных» национальностей планировали выселить в захваченные Германией районы СССР – южнее реки Свирь.
Но уже к октябрю стало ясно, что немцам не удается реализовать план «Барбаросса» и молниеносно захватить основные политические и промышленные центры Советского государства. Переселять славян финнам было некуда. Для того чтобы временно разместить представителей «неродственных» народов, пришлось создать сеть концентрационных лагерей.
Еще по мере продвижения финской армии в глубь Карелии советские граждане постепенно эвакуировались на восток, в не охваченные войной районы страны. По некоторым подсчетам, только из КФССР за несколько месяцев 1941 года перебрались в тыл около 500 тысяч человек.
На момент оккупации в республике оставалось порядка 86 тысяч человек, примерно поровну представителей финно-угорских и славянских народов. Новые власти официально разделили всё оставшееся население по национальному принципу на родственные (или «национальные») и неродственные («ненациональные») народы. К первым относились финны, карелы, вепсы, ингерманландцы, эстонцы и прочие финно-угры, ко вторым – все остальные.
Узники финского концлагеря под Медвежьегорском. Фото из архива пресс-службы правительства Карелии
Среди «родственных» жителей республики финны развернули масштабную пропаганду, одной из главных задач которой было посеять среди них антирусские настроения. Отражалось это даже на языке: так, по отношению к русским повсеместно стали использовать не обычное «веняляйнен» (venäläinen), а уничижительное прозвище «рюсся» (ryssä).
Финская оккупационная администрация к карелам и представителям других финно-угорских народов относилась в целом, конечно, более лояльно, чем к славянам. Выдавались более весомые пайки, выше была оплата труда, выделялись земельные участки, обеспечивался свободный доступ в церковь. Кстати, оккупационная администрация попыталась было превратить православных карелов в лютеран, но Маннергейм своим решением укротил это желание.
Карелам можно было держать свое хозяйство. Свобода передвижения, конечно, была тоже ограничена: нужно было получать разрешение. Но всё-таки для местного финно-угорского населения жизнь была вполне приемлемой, по крайней мере в экономическом смысле.
Фактически, если использовать научную терминологию, можно говорить о сегрегации: население было разделено на «национальное» (финно-угорское) и «ненациональное», да и то временно, с последующей депортацией. И для славянина стать частью «национального» населения можно было лишь одним способом – вступлением в брак с представителем финно-угорского народа.
Лагерный архипелаг
Создание системы концлагерей финны объясняли необходимостью предупредить формирование партизанского движения в оккупированных районах. Сначала в лагеря помещали советских и партийных работников, активистов и членов их семей. Однако вскоре заключать в них стали всех, кто подозревался в нелояльности режиму. За решетку сажали как по политическим, так и по уголовным статьям.
Первый концентрационный лагерь для советских граждан финны создали 24 октября 1941 года в Петрозаводске. У заключенных конфисковали имущество, на их одежду нашивали красные нарукавники шириной около пяти сантиметров.
Заключенные финского концлагеря в Петрозаводске. Фото: vse.karelia.ru
Узников начиная с 14 лет использовали на самых разных работах, чаще всего – на лесозаготовках. Это объяснялось тем, что экономическая политика оккупационных властей была направлена на интенсивную заготовку карельского леса и его вывоз в Финляндию.
Всего на территории КФССР финны организовали девять концентрационных и еще несколько трудовых лагерей. Через этот «архипелаг» за три года оккупации, по официальным данным, прошло около 24 тысяч человек, то есть 27 процентов населения республики. Около четырех тысяч заключенных погибли.
К весне 1942 года оккупационная администрация разрабатывает окончательные правила для руководства концлагерей. В соответствии с этими правилами в ведении военного управления лагерей находились три категории граждан:
Из этих правил можно сделать два вывода. Во-первых, в концлагеря вполне могли попасть не только славяне, но и финны, карелы и вепсы. Во-вторых, военное управление могло причислить к одной из указанных категорий практически любого жителя оккупированной территории.
Та же инструкция содержала указания заключенным и лагерной администрации.
Из книги «Финляндия как оккупант в 1941 — 1944 годах» :
В основе своей правила были следующими. Помещенным в лагеря следует соблюдать порядок и чистоту. Заключенным надо быть старательными, честными и добросовестно относиться к работе. С 21 часа и до 6 не занятые на работах должны находиться в помещениях.
Разговоры о государственных и военных делах в лагере запрещены. Заключенному в лагерь запрещается общение с посторонними людьми. Каждый заключенный обязан немедленно доложить о лицах, без разрешения появившихся на территории лагеря или в помещении для заключенных.
Заключенным в лагере категорически запрещается иметь крепкие напитки, литературу, оружие, боеприпасы и взрывчатку. Заявления заключенных передаются руководству лагеря через старшего по бараку. Отправление и получение почты производится через управление лагеря.
Инструкция включала и систему наказаний. Основной карательной мерой были работы вне очереди. За более серьезные нарушения предусматривались простой и строгий арест. Самая жесткая мера – телесные наказания, которые не применялись к женщинам. При попытке к бегству охрана могла использовать огнестрельное оружие.
Заключенные вспоминают, что персонал концлагерей часто обращался с людьми более жестко, чем предписывалось инструкциями. По их словам, финны при детях расстреливали заключенных, назначали телесные наказания женщинам, детям и старикам. Одна из узниц рассказала финскому историку Хельге Сеппеля, что перед уходом из Петрозаводска оккупанты по неизвестным причинам расстреляли нескольких молодых людей.
Пища в лагерях была скудной, а иногда и недоброкачественной. Узникам платили зарплату, но небольшую: на руки они получали около пяти марок в день. Для сравнения: жалование финского солдата в то время составляло 12 марок, фельдфебель зарабатывал 35 марок, капитан – 45 марок плюс полное довольствие. Квалифицированные рабочие из числа «националов» могли получать до десяти марок в час.
Из интервью с Людмилой Александровной Банкет (опубликовано в книге «Устная история в Карелии»):
— Вы говорили, что ваших родителей водили на работу. Что это были за работы?
— Работа – разбирали, где что-то взорвалось, где что-то чистили, такие работы. Кормили очень, конечно, плохо. Только потом, я думаю, когда Красный Крест выделил какую-то определенную, видимо, сумму денег, продукты стали лучше.
— А какой рацион был? Не помните, что вам давали?
— Ну, что… каши, баланду всякую. Мы, ребятня, ходили под проволоку на финские кухни. У каждого из нас была какая-нибудь баночка или что-нибудь, и они нам отливали. Причем меня поразило, что большинство из них сначала нам отливали, а потом себе оставляли. Но были и такие, которые объедки отдавали. Но нам уже было всё равно. Картошку копали мороженую, капусту. Так и жили.
Целую серию интервью с бывшими узниками финских концлагерей несколько лет назад провели студенты и преподаватели ПетрГУ. Результатом их работы стал получасовой фильм «Детство за колючей проволокой».
27 июня 1944 года финские войска покинули Петрозаводск. На следующий день в город вошли советские солдаты.
После окончания советско-финской войны руководитель Контрольной комиссии Андрей Жданов передал премьер-министру Финляндии Урхо Кастрену список из 61 человека, которых советские власти требовали задержать за военные преступления.
По списку с октября 1944-го по декабрь 1947 года было задержано 45 человек, из которых 30 были освобождены за отсутствием вины, 14 наказаны лишением свободы и один - штрафом. Других наказаний не последовало.
Проект — попытка выразить неформальное отношение к теме Великой Отечественной. Возможность рассказать о том времени без лишнего пафоса и не по случаю. Сделать истории, которые происходили на нашей земле и с нашими людьми, своими личными переживаниями. Мы собираем мнения историков об обороне Петрозаводска и Карелии, письма, хронику, документы, живые воспоминания людей – свидетелей войны. Мы должны успеть это сделать.
