Истинными вершителями событий, направленных к возвеличению славы России, выступают в сказе Левша и его товарищи – те тульские мастера, искусству которых и препоручают английскую диковину. Именно они являют своим поведением истинное достоинство, спокойную твердость духа, полное сознание национальной ответственности. Обдумывая сложившуюся ситуацию, они судят о ней, не допуская никаких перехлестов оценок в ту или иную сторону: “…аглицкая нацыя тоже не глупая, а довольно даже хитрая, и искусство в ней с большим смыслом. Против нее, –
Говорят, – надо взяться подумавши и с божьим благословением”.
Такое поведение, свободное от пустой суетности, особенно рельефно контрастирует с мелочностью побуждений русских царей.
В таком повороте сюжета находит свое выражение излюбленная мысль писателя о “маленьких великих людях”, которые, стоя в стороне от исторических событий, вершат исторические судьбы страны. “Эти прямые и надежные люди”, – так с уважением и сердечным теплом отзовется о них Лесков в своем более позднем рассказе “Человек на часах”, сближаясь в оценке демократической массы с Л. Толстым.
Однако это в высшей степени уважительное отношение писателя к тульским мастерам вовсе не исключает в сказе мягкой иронии по отношению к ним. Лесков далек здесь от идеализации народных возможностей, он трезво оценивает их. Писатель учитывал роль социально-исторических обстоятельств, ограничивающих творческие силы народа, накладывающих на многие русские изобретения печать шутовской эксцентричности или практической несообразности.
С этой точки зрения для понимания общего смысла сказа принципиально важно”, что сам результат “безотдышной”, самоотверженной и вдохновенной работы тульских мастеров таит в себе “коварную” двойственность впечатления: им действительно удается сотворить чудо – подковать “нимфозорию”. И тем не менее их превосходство не абсолютно. Подкованная на глазок блоха не может более “дансе танцевать”. “Усовершенствованная” английская диковинка оказывается в то же время безнадежно поломанной.
В развитии сюжета этот прискорбный для престижа русского изобретательства момент получает свое определенное объяснение, важное для понимания общей мысли сказа. Как справедливо судят англичане, русские мастера, проявившие поразительную дерзость воображения, очевидно, “расчета силы” не знали, и Левше приходится согласиться с этим: “Об этом, – говорит, – спору нет, что мы в науках не зашлись…”
Так в изображении удивительной работы тульских мастеров, одновременно и возвышающей их над заморскими соперниками и выявляющей их известную слабость, выражает себя чуждая каких бы то ни было примирительно-апологетических тенденции горькая, тревожная мысль Лескова о русской непросвещенности, которая жестоким образом гнетет и сковывает великие силы и возможности народа, обрекая его на ряд поражений и неудач.
Вопрос о том, что может русский человек, сразу влечет за собой в сказе Лескова другие не менее важные вопросы: как этот человек живет, имеет ли он, подобно английским мастерам, “абсолютные обстоятельства” для развития своего таланта, с каким отношением к себе он сталкивается со стороны власть имущих, как складывается его судьба.
Правда, ни рассказчик, ни сам Левша, свыкшиеся с давно сложившимся в России определенным порядком вещей (контрастирующим с тем, который Платов и Левша увидели в Англии), не задают себе этих вопросов, однако писатель предпринимает особые меры к тому, чтобы они с неотвратимой неизбежностью встали в сознании его читателей.
Рассказывая, например, с какой “церемонией” ездил Платов, выполняя государев наказ, Лесков живописует фигуры “свистовых” казаков, которые сидят но обе стороны от ямщицкого облучка и на протяжении всего пути беспрестанно обливают своего возницу ударами нагаек “Эти меры побуждения действовали до того успешно, что нигде лошадей ни у одной станции нельзя было удержать, а всегда сто скачков мимо остановочного места перескакивали.
Сам рассказчик не делает ударения на подобных подробностях, он говорит о них вскользь, походя, как бы между прочим. Однако все эти вошедшие в его повествование “мелочи” русской жизни – хитроумное сечение ямщиков, грубая платовская ругань в адрес тульских мастеров, едва не случившийся арест Левши, которого везут в Петербург в передке платовской кибитки, скоропалительность его отъезда в Англию – все это явления одного порядка, аккумулирующие в себе общий дух русской жизни николаевских времен с ее разнузданным самовластьем одних и бесправием других, дух, внушающий автору самое горькое чувство.
Насыщенные горестными подробностями гибели Левши последние главы повести еще более настойчиво фокусируют внимание читателя на положении личности в России, где “за человека страшно”. Талантливый мастер, художник своего дела, глубоко преданный своему отечеству, умирает всеми забытый в коридоре Обуховской больницы для бедных, не успев послужить своей стране последним советом. Такое завершение сюжета, заключающее в себе горький парадокс, усиливает звучание гуманистической темы сказа – трагической судьбы в России талантливого человека, обреченного уморить в себе без достойного применения массу возможностей.
(No Ratings Yet)
Истинными вершителями событий, направленных к возвеличению славы России, выступают в сказе Левша и его товарищи — те тульские мастера, искусству которых и препоручают английскую диковину. Именно они являют своим поведением истинное достоинство, спокойную твердость духа, полное сознание национальной ответственности. Обдумывая сложившуюся ситуацию, они судят о ней, не допуская никаких перехлестов оценок в ту или иную сторону: «…аглицкая нацыя тоже не глупая, а довольно даже хитрая, и искусство в ней с большим смыслом. Против нее, — говорят, — надо взяться подумавши и с божьим благословением». Такое поведение, свободное от пустой суетности, особенно рельефно контрастирует с мелочностью побуждений русских царей.
В таком повороте сюжета находит свое выражение излюбленная мысль писателя о «маленьких великих людях», которые, стоя в стороне от исторических событий, вершат исторические судьбы страны. «Эти прямые и надежные люди», — так с уважением и сердечным теплом отзовется о них Лесков в своем более позднем рассказе «Человек на часах», сближаясь в оценке демократической массы с Л. Толстым.
Однако это в высшей степени уважительное отношение писателя к тульским мастерам вовсе не исключает в сказе мягкой иронии по отношению к ним. Лесков далек здесь от идеализации народных возможностей, он трезво оценивает их. Писатель учитывал роль социально-исторических обстоятельств, ограничивающих творческие силы народа, накладывающих на многие русские изобретения печать шутовской эксцентричности или практической несообразности.
С этой точки зрения для понимания общего смысла сказа принципиально важно», что сам результат «безотдышной», самоотверженной и вдохновенной работы тульских мастеров таит в себе «коварную» двойственность впечатления: им действительно удается сотворить чудо — подковать «нимфозорию». И тем не менее их превосходство не абсолютно. Подкованная на глазок блоха не может более «дансе танцевать». «Усовершенствованная» английская диковинка оказывается в то же время безнадежно поломанной.
В развитии сюжета этот прискорбный для престижа русского изобретательства момент получает свое определенное объяснение, важное для понимания общей мысли сказа. Как справедливо судят англичане, русские мастера, проявившие поразительную дерзость воображения, очевидно, «расчета силы» не знали, и Левше приходится согласиться с этим: «Об этом, — говорит, — спору нет, что мы в науках не зашлись…»
Так в изображении удивительной работы тульских мастеров, одновременно и возвышающей их над заморскими соперниками и выявляющей их известную слабость, выражает себя чуждая каких бы то ни было примирительно-апологетических тенденции горькая, тревожная мысль Лескова о русской непросвещенности, которая жестоким образом гнетет и сковывает великие силы и возможности народа, обрекая его на ряд поражений и неудач.
Вопрос о том, что может русский человек, сразу влечет за собой в сказе Лескова другие не менее важные вопросы: как этот человек живет, имеет ли он, подобно английским мастерам, «абсолютные обстоятельства» для развития своего таланта, с каким отношением к себе он сталкивается со стороны власть имущих, как складывается его судьба.
Правда, ни рассказчик, ни сам Левша, свыкшиеся с давно сложившимся в России определенным порядком вещей (контрастирующим с тем, который Платов и Левша увидели в Англии), не задают себе этих вопросов, однако писатель предпринимает особые меры к тому, чтобы они с неотвратимой неизбежностью встали в сознании его читателей.
Рассказывая, например, с какой «церемонией» ездил Платов, выполняя государев наказ, Лесков живописует фигуры «свистовых» казаков, которые сидят но обе стороны от ямщицкого облучка и на протяжении всего пути беспрестанно обливают своего возницу ударами нагаек «Эти меры побуждения действовали до того успешно, что нигде лошадей ни у одной станции нельзя было удержать, а всегда сто скачков мимо остановочного места перескакивали.
Сам рассказчик не делает ударения на подобных подробностях, он говорит о них вскользь, походя, как бы между прочим. Однако все эти вошедшие в его повествование «мелочи» русской жизни — хитроумное сечение ямщиков, грубая платовская ругань в адрес тульских мастеров, едва не случившийся арест Левши, которого везут в Петербург в передке платовской кибитки, скоропалительность его отъезда в Англию — все это явления одного порядка, аккумулирующие в себе общий дух русской жизни николаевских времен с ее разнузданным самовластьем одних и бесправием других, дух, внушающий автору самое горькое чувство.
Насыщенные горестными подробностями гибели Левши последние главы повести еще более настойчиво фокусируют внимание читателя на положении личности в России, где «за человека страшно». Талантливый мастер, художник своего дела, глубоко преданный своему отечеству, умирает всеми забытый в коридоре Обуховской больницы для бедных, не успев послужить своей стране последним советом. Такое завершение сюжета, заключающее в себе горький парадокс, усиливает звучание гуманистической темы сказа — трагической судьбы в России талантливого человека, обреченного уморить в себе без достойного применения массу возможностей.
Трагическая судьба талантливого человека в сказе «Левша»
Н. С. Лесков показывает трагическую судьбу мастера в России, «Левши». Главный герой произведения, отличающийся своим талантом, оказывается ненужным в своей стране, на благо которой он хотел творить и работать.
Левше и другим тульским мастерам было поручено важное для страны дело - доказать, что в России есть мастера не хуже иностранных. Героям удалось в короткий промежуток времени подковать блоху, которую сделали англичане и которой восхищался бывший император Александр I.
Свою работу поехал презентовать в Лондон Левша. Англичане были удивлены и восхищены подкованной блохой. Высоко оценив талант Левши, они просили его остаться работать у них. Но главный герой отказался, понимая, что не сможет жить без своей Родины.
По пути домой Левша и английский представитель заболели. По приезде спутника Левши сразу отвезли и вылечили, а его самого - оставили умирать равнодушные люди. Финал жизни главного героя по-настоящему трагичен: возвращаясь на Родину, чтобы трудиться на ее благо, никому не нужный Левша умирает. Такова судьба великого профессионала.
Левша - мастер своего дела. Судьба наградила его огромным талантом, который он не смог реализовать в стране, в которой не уделялось особое внимание творчеству. Герой мог воспользоваться предложением англичан и остаться работать у них, тогда бы его талант был бы оценен по заслугам. Левша же - настоящий патриот, который не хочет оставлять свою Родину. Проблема оказывается только в том, что государству и властям великий человек, который смог доказать мастерство русских людей, попросту не нужен. Писатель поднимает тему безразличия к талантливым людям.
Левша обладает настоящим русским характером, это собирательный образ, который вобрал в себя лучшие черты русского народа. Поэтому, раскрывая трагичную судьбу мастера Левши, Н. С. Лесков хочет продемонстрировать не только жизнь одного человека, а жизнь всех творческих людей в России. Судьба профессионалов своего дела, которые оказываются совершенно ненужными собственному государству, действительно трагична. Усугубляется все тем, что Левша в сказе Н. С. Лескова как мастер ценится за рубежом, но в собственной стране к нему относятся равнодушно. Власти не ценят тех людей, которые могут делать по-настоящему ценные вещи, они лишь восхищаются делами иностранцев, как это делал Александр I, который не верил в способности русского народа.
Образ Левши в сказе. Судьба талантливого человека в России
Истинными ревнителями славы России выступают в сказе подковав-шие английскую блоху тульские мастера - Левша и его товарищи, - про-являющие в соперничестве с англичанами достоинство, твердость духа, сознание национальной ответственности .
В таком повороте сюжета находит своё выражение излюбленная мысль автора о "маленьких великих людях", которые, "стоя стоя в стороне от главного исторического движения", вершат исторические судьбы страны.
И. Глазунов. Левша
Физические изъяны подчёркивают искусность Левши: косоглазие и плохое владение правой рукой не мешают герою подковать не различимую глазом стальную блоху. Косоглазие Левши является также своебразным знаком, печатью изгойства, отверженности.
Тульские оружейники наделены истинным сознанием своих возможностей и возможностей заморских мастеров.
Власть специфических обстоятельств, их непосредственное воздействие не только на судьбу, но и на склад личности всегда волновали Лескова. В дальнейшем повествовании незаметно, но неуклонно возрастает число жанровых сцен, рисующих те условия, в которые поставлен в России простой человек. С точки рения автора, это проявление той системы подавления личности в России, которая является главной причиной трагизма судеб талантливых русских людей, тормозит историческое развитие страны, угрожая её благополучию. |
Платов везет Левшу к государеву дворцу. Художник И. Глазунов |
Нетерпеливость и раздражительность Платова выдаёт его неуверенность в успехе своей миссии. Писатель показывает Платова не столько свирепым и грозным, сколько жалким и смешным. Его гнев похож на злость, готовую обрушиться на виновников грозящей ему беды.
Обратите внимание на главу 7. Что в сказе противопоставлено суетливости и злобе Платова?
«Левша». Атаман Платов и тульские мастера. Художник Н. Кузьмин |
Обратите внимание на иллюстрацию слева. Прослушайте главу 10. Каков Платов в изображении Н.В. Кузьмина? Немало приходится претерпеть от Платова герою рассказа. Заподо-зрив, что туляки не исполнили царского пожелания, «мужественный ста-рик» словил Левшу за волосы и начал туда-сюда «трепать так, что кло-чья полетели». Хитроумное сечение ямщиков, грубая ругань на казацкий манер в адрес тульских мастеров, только что совершивших свой удиви-тельный труд, едва не случившийся арест Левши — все это проявления общего духа николаевской эпохи — разнузданного самовластья одних и совершенного бесправия других. |
Пренебрежение к личности, и в первую очередь к личности простого человека, трудом, мужеством и талантом которого, по убеждению писате-ля, и сильна Россия, сплошь и рядом граничит с преступлением. Лесков воспроизводит все обстоятельства как нечто обычное, примелькавшееся, всеобщую норму жизни.
Послушайте главу 13. Как принял царь Левшу?
Царь, обращаясь к придворным, произносит фразу: «Видите, я лучше всех знал, что мои русские люди меня не обманут. Глядите, пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы подковали!» Для царя подкованная туляками блоха - это не столько произведение народного искусства, сколько вещественное доказательство верноподданической преданности ему всех русских людей. Замечательных тульских мастеров Николай воспринимает не в их от-ношении к делу, к возникшему национальному соперничеству, а прежде всего в их отношении к нему самому. Каждое слово царя демонстрирует его неспособность выйти из тесного круга своего «я». Уверенность Николая в «своих русских людях» имеет судорожно-болезненный характер и потому при первом же поводе мгновенно перехо-дит в беспардонное бахвальство, браваду, фанфаронство. Левша и его товарищи обнаруживают в слове и поступке то подлинное чувство меры, которое Лесков считал главным признаком духовного со-вершенства человека. |
Государь император Александр Павлович с Платовым в аглицких кунсткамерах. Художник Н. Кузьмин |
Высочайшее внимание к Левше носит показной характер. Его «обмы-ли» во «всенародных» банях, остригли, одели в парадный кафтан, снятый с придворного певчего, и повезли в Лондон. Однако едет всю дорогу «не евши», поддерживая себя одной лишь платовской кисляркой. Публично облобызав Левшу, государь ничего не сделал для того, чтобы защитить его от новых «сюрпризов».
В описании удивительной работы тульских мастеров, одновременно и возвышающей их над заморскими соперниками и выявляющей их сла-бость, отражает тревожная мысль Лескова о русской отсталости, непро-свещенности, которая сковывает великие силы и возможности народа, об-рекая его на ряд поражений и неудач.
Лесков далек от переоценки народных возможностей. Результат вдох-новенной работы тульских мастеров таит в себе «коварную» двойствен-ность: им действительно удается сотворить чудо — подковать «нимфозорию», но подкованная «на глазок» блоха не может более «дансе танце-вать».
«Нимфозория... ни дансе не танцует и ни одной верояции, как прежде, не выкидывает».
Художник Н. Кузьмин
Русские мастера, проявившие поразительную дерзость воображения, «расчета силы» не знали, и Левше приходится согласиться с этим.
Как отнеслись англичане к Левше?
А. Тюрин Левша среди англичан
В противоположность соотечественникам, англичане проявляют тро-гательную, истинно человеческую заботу о всех «мелочах», обеспечиваю-щих благополучие путешествия Левши.
Русские не видят в Левше человека, достойного уважения; англичане внимательны и предупредительны, поскольку умеют ценить талантливых людей.
Развитие главной интриги давно завершилось, итоги состязания талантов двух наций уже определились, однако писателя по-прежнему интересует не только результат этого состязания — кто кого? — но и нечто другое: положе-ние талантливого человека в России, его личная судьба, мера отпущенных ему жизненных возможностей для реализации его природной одаренности.
Звучит музыка песен на школьную тему
Из писателей второй половины XIX века наибольший вклад внесли в познание России Толстой, Достоевский, а к самому закату века – Чехов. Но рядом с ними высится еще одна фигура, громадная, угловатая, не изученная до конца, фигура Николая Семеновича Лескова.
Его творчество обширно. Среди книг писателя – романы, сатирические повести, хроники. Им созданы бытовые и путевые очерки, серия блестящих новелл, классические рассказы.
Но Лесков создал и галерею положительных образов, причем резко оригинальных.
Этой оригинальностью проникнуты исторические рассказы, обращенные своим содержанием в прошлое, которое получило название “глухой поры”.
В центре большинства исторических рассказов Лескова стоит “праведник” – человек благородной идеи, огромного таланта, живущий в “неправедном” социальном мире. Нация выдвигает “праведников” из всех слоев общества, но более всего из среды простого народа.
Так в рассказе “Левша” автор рисует судьбу человека без имени, оружейника Левшу, судьбу русского гения. Гений создает…безделку. Бедняк “в опорочках и ветхом азямчике”, учившийся “по Псалтырю и Полусоннику”, не знающий “нимало арифметики”, сумел сработать нечто “сверх понятия” – подковал лондонскую блоху мельчайшими тульскими подковками и еще выгравировал на них имена русских рабочих.
Это парадокс, но, по мнению Лескова, человек в России – всецело во власти парадокса, ибо жизнь русская – трагический фарс.
Патриотизм и талант Левши употреблены на удовлетворение тщеславия “государя Николая Павловича”. Левша беспомощен и не нужен, когда хочет совершить гражданский подвиг. Он необходим не царю, а России.
“Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся”, – говорит умирающий Левша. Но граф Чернышов, которому врач передает последние слова мастера, кричит нерасторопному эскулапу: “Не в свое дело не мешайся! В России на это генералы есть!”. Слова Левши умирают вместе с ним, а в Крымской компании это оборачивается катастрофой для России.
Драма Левши – это историческая драма родины, где сплошь засилье “парадных генералов”, безгласность, бесправие народа.
Вот сцена, где Платов принимает работу от тульских мастеров. Сколько здесь юмора и сарказма одновременно! Рисуя никчемность правящей верхушки, автор пишет: “Хотел Платов взять ключ, но пальцы у него были куцапые: ловил – никак не мог ухватить ни блохи, ни ключика от ее брюшного завода”. И вот гнев от бессилия переносится на Левшу:
“…протянул руку, схватил своими куцапыми пальцами за шивороток косого Левшу, так что у того все крючочки от казакина отлетели, и кинул его к себе в коляску в ноги”. И поехал Левша на доклад к царю вместо “пубеля” /пуделя/. Таких слов, оборотов речи, требующих “перевода” в повести великое множество. Язык в этом “сказе” необычен.
Все иностранные слова перелицованы остроумнейшим образом: барометры – “буреметры”, микроскоп – “мелкоскоп”, фельетон – “клеветон”.Кажется, не было после Гоголя в России писателя, который бы так умел уловить живое трепетание слова. Оттого-то искусство прозаического сказа, начатое в литературе еще Рудым Панько, было поднято именно Лесковым на высоту национального художественного явления.
Необычен язык, необычны и ситуации. Вот царь рассмотрел имена мастеров на подкове английской блохи, а имени Левши там нет. А почему? А потому что мастер “работал мельче этих подковок”. Он гвоздики выковал, которыми подковки забиты. А тут уж никакой “мелкоскоп” не возьмет. Как просто и буднично объяснил все это царю неграмотный русский мужик. И какое великое искусство кроется за его словами! Мастер достойно ведет себя в этой ситуации. Он выполнил обыкновенную работу, как он считает. Чего здесь такого? Только вот зря за волосы отодрал его Платов!
Так и вспоминаются слова мужиков Салтыкова-Щедрина: “Мы люди приличные, мы все могем!” И действительно, привыкший к побоям и встряске Левша спокойно говорит на извинения Платова: “Бог простит! Это нам не впервые такой снег на голову!” Интересны сцены пребывания Левши за границей. Как ни умасливали его англичане, как ни упрашивали остаться навсегда. Левша отвечал: “У меня дома родители есть”. Одно слово – родители. А сколько в нем других слов? Это и родина, и род, и родная сторона, которая не подкупается и не продается.
Очень достойно ведет себя Левша в Англии, не уронил честь России, но как она его встретила после возвращения? Нельзя без боли читать эти строчки: “…его сейчас обыскали, пестрое платье с него сняли и часы с трепетиром, и деньги обрали…”.
Пролежал Левша на “холодном парапете”, да и умер в простонародной Обухвинской больнице, перед смертью думая о России: “Не так у нас ружья чистят!”
Своим творчеством Лесков оказал самое большое влияние на Чехова, где мы видим в нормальных рассказах “ анормальности явлений”. Мы видим новых праведников в рассказах Горького “Царские писари” и провинциальный быт у Куприна.
“ Как художник слова, Лесков Н.С. вполне достоин встать рядом с такими творцами литературы, как Л.Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров.
Талант Лескова силою и красотой своей немногим уступает названным авторам, а широтою охвата явлений жизни, тонким знанием языка он редко превышает названных предшественников,” – говорил М.Горький.
Эти слова навсегда утверждают место Николая Лескова в истории русской литературы.