Про деток, от рождения до школы

: раздумывая над покупкой книги для своей 11-летней дочери, нередко останавливаюсь на книгах именно этого издательства. Они интересны и подросткам, и их родителям: нестандартные сюжеты, философские вопросы, повод для разговоров с ребенком во время и после прочтения книг. Большинство имён были мне незнакомы ранее: тем интереснее узнавать новых авторов. Дочка была в восторге от "Страшилки Стеллы" Унни Линделл и Фредерик Скавлан (жаль, что в России вышли только первые две книги из десяти: может быть, кто-то подскажет: реально ли найти эти книги на английском языке? дочь готова читать на английском), я плакала всеми видами слёз (радости, отчаяния, просто от того, что эмоции через край били), читая "Привет, давай поговорим" Шэрон Дрейпер. И — друг за дружкой — мы вместе прочитали "Когда мы встретимся" Ребекки Стед и бурно обменивались впечатлениями. Радует ещё и отличная полиграфия: все книги изданы на хорошей бумаге, очень крупный шрифт, многие оригинально иллюстрированы (взять ту же самую "Стеллу" — ни в одной книге не видела ничего подобного ).

Теперь вот настала очередь книги Лоис Лоури "Дающий". Книгу купила ещё весной, но всё это время она так и стояла на полке: у меня перед ней прямо трепет какой-то был. Казалось, что читать её будет сложно, долго, и содержание — абстрактные рассуждения обо всём понемногу. Реальность оказалась диаметрально противоположной: взяв книгу в руки в воскресенье вечером, от неё трудно было уже оторваться. в понедельник читала везде: в маршрутке, на переменах, в холле Дворца, ожидая дочь с тренировки.

После такого стремительного прочтения, я поняла, что впервые не знаю, как писать отзыв по книге. Дело в том, что все мои предыдущие книги на проекте читались неспешно, а потому часто ловила себя на мысли, что попутно моделирую будущий отзыв. В этом же случае получилось, как вспышка: раз, и готово! Думаю, что ещё долго буду осмысливать эту книгу. А сейчас попробую описать первые впечатления.

  1. Если бы Дж. Оруэлл и Е. Замятин писали для детей, то вместо "1984" и "Мы" из-под их пера вышел бы "Дающий". Грубая аналогия, конечно (особенно если учесть, что и "Мы", и "1984" были прочитаны лет 15 назад, наверное), но книга позиционируется как антиутопия — нечасто встретишь такой жанр в детской литературе. В романе описана жизнь Коммуны, подчинённая строгим правилам. С голосом диктора из громкоговорителей, с ежегодными совместными днями рождения, у каждого из которых своя особая роль: к примеру, на Церемонии Годовалых все младенцы, рождённые в течении года, получают имя и семью, на Церемонии Девятилетних каждый ребёнок, достигший этого возраста, получал велосипед с именной табличкой, на Церемонии Двенадцатилетних все подростки получали Назначение — то дело, которым они будут заниматься всю жизнь и к обучению которых они приступят вслед за церемонией. С Комитетом Старейшин, который занимается жизнью Коммуны — вплоть до подбора супружеских пар. В общем, то, что кажется всем членам Коммуны естественным и способствующим всеобщему благоденствию, а на деле — ограничивающему свободу, вплоть до права на жизнь: за нарушение Правил может последовать наказание, самым жестоким из которых является удаление (в книге не сразу объясняется, что имеется в виду под этим словом, возможно, в силу того, что роман всё-таки детский, но мне сразу стало ясно, что удаление — вариант смертной казни, принятый в Коммуне).
  2. С первых дней проекта взяла в привычку: книгу, которую читаю на текущей неделе, приносить на работу и класть на свой стол в кабинете. Нет-нет, а кто-то из учеников подойдёт и спросит. Но сегодня не искушала судьбу (а вдруг не спросят?), а просто порекомендовала книгу на уроке десятиклассникам (на тот момент прочитано было менее половины, но книга уже зацепила), потому, что к месту—к теме—к слову пришлось: в рамках изучения философии и общественных наук в Новое и Новейшее время, мы касаемся и взглядов социалистов-утопистов. Т. Мор, Т. Кампанелла, А. Сен-Симон, Ш. Фурье, Р. Оуэн — их взгляды на идеальное общественное устройство, на перспективы общественного развития. Роман "Дающий", на первый взгляд, тоже очередная попытка представить такое вот идеальное устройство. При котором люди, опираясь на свою потребность жить в рамках организованного общества, на свои представления о справедливости и равенстве, пришли к "одинаковости", к детальной регламентации не только общественной, но и частной жизни (к примеру, с момента начала полового созревания, каждый член Коммуны ежедневно пьёт специальные таблетки, подавляющие половое влечение: то есть, под контроль ставятся и биологические потребности, Коммуна и в других аспектах идёт против природы).
  3. Однако автор с первых страниц пытается заставить читателя сомневаться в справедливости устройства Коммуны. И, после Церемонии Двенадцатилетних, на которой главный герой романа Джонас был не назначен, а избран , избран Принимающим воспоминания, конфликт личности и общества, пусть долгое время только внутренний, уже очевиден для читателя. Постепенно принимая одно воспоминание за другим, Джонас узнаёт, что мир когда-то давно не был одинаковым, что есть различные цвета, что рельеф не всегда бывает плоским, что существует смена времён года со снежной зимой и солнечным летом. Наконец, он узнаёт, что есть любовь — слово, употребление которого считалось неуместным даже в семье (семейная ячейка Джонаса считает употребление этого слова бессмысленным, предлагая ему заменить вопрос "Вы меня любите?" на "Вы мной довольны?" или "Вы мной гордитесь?").
  4. Почему-то вспомнилось стихотворение Екатерины Горбовской. Оно, правда, посвящено 16-летним, а Джонасу только 12—13. Но он как-то быстро повзрослел по ходу романа.

Когда бездумно пророчит лето,

А человеку шестнадцать лет,

И столько веры в свои победы,
И в то, что Бога на свете нет!
И вечер тёплый, и ветер южный,
И окрыляет избыток сил,
И очень важно, и очень нужно,
Чтоб кто-то бережно объяснил,
Что жизнь проходит, меняет краски,
То зацелует, то отомстит,
Не всё то горе, что нету счастья,
Не всё то золото, что блестит,
Что в мире много таких вопросов,
Где не ответишь начистоту,
Что резать вены — ещё не способ
Свою доказывать правоту.

Хотя, скорее, это ассоциация не про Джонаса, а про Розмари — предыдущую Принимающую Воспоминания, которая, не сумев справиться с ними, сама подала прошение на Удаление. Возможно, именно эта трагедия Дающего (ведь Розмари была его дочерью) оправдывает слишком красивое, на мой взгляд, развитие сюжета романа: нереально красивое, чтобы быть правдой. Дающий помогает Джонасу осознать его истинное предназначение, показывает путь, вместе с ним готовит побег мальчика из Коммуны и, хотя сценарий в конце концов немного изменится, роман заканчивается надеждой. Не только на то, что не только Джонас нашёл лучший мир, где нет одинаковости. Но и на то, что он оставил людям в Коммуне свои воспоминания, приняв которые, они уже не смогут жить по прежнему. Хотя почему это нереально красивое? Реальная история показывает, что тоталитарные режимы, как правило, недолговечны (сама ведь даю своим ученикам написать эссе на эту тему).


В одном из отзывов на "Дающего" прочитала: "Книга для детей 12 —15 лет, но сначала прочитайте ее сами". Прочитала сама. Рекомендую прочитать своей дочери. Рада, что поступила именно так, как рекомендует отзыв. Думаю, что эту книгу, даже дети более старшего возраста должны читать в диалоге с родителями.
И напоследок. Роман открывается посвящением: "Детям, в чьих руках наше будущее" .

Купить в Лабиринте >>>

Лоис Лоури

Детям, в чьих руках наше будущее

До декабря оставалось совсем чуть-чуть, и Джонасу было страшно. Нет. Неправильное слово, подумал Джонас. Страшно - это когда тебе плохо от того, что должно произойти что-то ужасное. Страшно ему было год назад, когда неизвестный самолет дважды пролетел над коммуной. Джонас сначала увидел его, а через секунду - услышал рев двигателя. Затем, почти сразу тот же самолет пронесся обратно.

Джонас замер. Он никогда не видел самолетов так близко: Пилотам запрещалось летать над коммуной. Иногда на посадочную полосу по ту сторону реки приземлялись грузовые самолеты, и дети на велосипедах подъезжали к берегу и, не отрываясь, смотрели, как они сгружают продовольствие, а потом улетают на запад, за пределы коммуны.

Но этот самолет был другим. Остроносый и стремительный, он был совсем не похож на пузатые грузовые суда. Испуганно оглядевшись, Джонас увидел, что остальные - и дети, и взрослые - бросили свои дела и ждут, пока им объяснят, что происходит.

«ВСЕМ ЧЛЕНАМ КОММУНЫ НЕМЕДЛЕННО ЗАЙТИ В БЛИЖАЙШЕЕ ЗДАНИЕ И ОСТАВАТЬСЯ ТАМ! - раздался из громкоговорителей резкий голос. - ВЕЛОСИПЕДЫ ОСТАВИТЬ НА МЕСТЕ».

Джонас тут же бросил велосипед на дорожке возле своего дома и вбежал внутрь. Он был один - родители еще не пришли с работы, а младшая сестра Лили, как всегда после школы, была в Детском Центре.

Джонас посмотрел в окно. Улица опустела: ни Дворников, ни Ландшафтных Рабочих, ни Доставщиков еды, никого из тех, кто обычно заполняет коммуну в дневные часы. Только валяющиеся повсюду велосипеды - у одного еще крутилось колесо.

Вот тогда он испугался. От вида замершей коммуны ему стало нехорошо.

Но оказалось, что ничего страшного не произошло. Уже через несколько минут снова раздался треск громкоговорителей, и голос, теперь гораздо более спокойный, объяснил, что Пилот на Обучении сбился с курса, запаниковал и в надежде скрыть ошибку повернул обратно.

Последнюю фразу Диктор произнес с иронией, как будто речь шла о чем-то забавном. Джонас тоже усмехнулся, хотя отлично знал, что ничего смешного в этом утверждении нет. Для действующего члена коммуны Удаление было страшным наказанием, свидетельством полного провала, приговором.

Даже детей ругали, когда они использовали это слово просто так, например, разозлившись на члена команды, пропустившего мяч, или уронившего эстафетную палочку. Джонас тоже однажды крикнул своему лучшему другу Эшеру: «Ну все! Ты удален!», когда из-за его промаха их команда проиграла. Тренер отвел Джонаса в сторону для серьезного разговора, и он, виновато опустив голову, попросил у Эшера прощения.

Джонас ехал домой вдоль берега и размышлял о чувстве страха. Он вспомнил, как до тошноты испугался пронесшегося над коммуной самолета. Это было совсем не похоже на ощущения, которые вызывал в нем приближающийся декабрь. Он искал правильное слово, чтобы их описать.

Джонас внимательно относился к словам. Не то что его друг Эшер, который говорил слишком быстро и все путал - получалась такая мешанина, что не всегда даже было понятно, о чем речь. Часто выходило очень смешно.

Джонас улыбнулся, вспомнив, как однажды утром запыхавшийся Эшер ворвался в класс, когда все уже пели утренний гимн. Исполнив последний куплет, ученики расселись по местам, а Эшер остался стоять. Он должен был, как и положено, публично извиниться.

Так и не отдышавшись, Эшер протараторил стандартное извинение:

Я приношу извинения за то, что причинил неудобство своим соученикам.

Инструктор и класс терпеливо ждали объяснения. Ученики улыбались - они не раз уже выслушивали объяснения Эшера.

Я вышел из дома вовремя, но когда проезжал мимо инкубатория, залюбовался тем, как разделывают семгу. Я приношу извинения своим одноклассникам, - повторил Эшер, одернул форму и сел.

Мы принимаем твои извинения, Эшер, - класс хором проскандировал стандартный ответ.

При этом многие ученики с трудом сдерживали смех.

Я принимаю твои извинения, - улыбнулся Инструктор. - И хочу сказать тебе спасибо за то, что ты опять даешь мне возможность поговорить с классом о Правильном Употреблении Слов. «Залюбоваться» - слишком сильное слово по отношению к разделыванию семги.

Инструктор повернулся к доске и написал «залюбоваться». А под ним написал «засмотреться».

Джонас улыбнулся этому воспоминанию. Он уже почти подъехал к дому и, ставя велосипед на место, вдруг понял, что не так со словом «страшно». Оно слишком сильное.

Он так давно ждет этого особого декабря. И теперь, когда декабрь так близко, ему не страшно. «Я жду его… с нетерпением, - решил Джонас. - И, конечно, я волнуюсь». Все Одиннадцатилетние были взволнованы этим стремительно приближающимся событием.

И все же всякий раз, когда Джонас думал, что может произойти, ему было не по себе.

«Мне тревожно, - решил Джонас. - Вот что я чувствую».

Это был один из ритуалов - делиться чувствами. Иногда Джонас и Лили спорили, кто будет первым. Их родители, конечно, тоже принимали участие в ритуале, они тоже делились своими чувствами каждый вечер. Но как и все родители и вообще взрослые, они не ссорились. В том числе из-за права начать ритуал.

Давай, Лили, - сказал он, глядя на младшую сестру.

Лили - Семилетняя - ерзала на стуле от нетерпения.

Я сегодня очень разозлилась, - объявила Лили. - Моя группа из Детского Центра была на площадке для игр, и к нам пришли посетители-Семилетние, и они вообще не следовали правилам! Один из них, мужского пола, не знаю, как его зовут, все время забирался на горку без очереди, хотя все остальные ждали. Я так на него разозлилась! Я даже сжала руку в кулак, вот так, - она потрясла кулачком, и вся семья улыбнулась ее смелому жесту.

Как ты думаешь, а почему посетители не следовали правилам? - спросила Мать.

Лили в задумчивости покачала головой:

Я не знаю. Они вели себя как… как…

Звери? - смеясь, подсказал Джонас.

Точно, - рассмеялась Лили. - Как звери.

Дети понятия не имели, что значит это слово, но так часто называли невоспитанных или неловких людей, людей, которые вели себя не так, как все.

А откуда они приехали? - спросил Отец.

Лили задумалась.

Наш староста говорил об этом в приветственной речи, но я не помню. Наверное, я прослушала. Они из другой коммуны. Им пришлось выехать обратно очень рано, они даже обедали в автобусе.

Мать посмотрела на Лили:

А как ты думаешь, может, у них правила другие? И поэтому они просто не знают, какие правила на вашей площадке?

Наверное, - пожала плечами Лили.

А вы разве не посещали другие коммуны? - спросил Джонас. - Моя группа часто это делала.

Лили кивнула:

Да, когда мы были Шестилетними, мы провели целый школьный день с группой Шестилетних из другой коммуны.

И как ты себя там чувствовала?

Лили нахмурилась:

Мне было неуютно. У них другая система. Они уже освоили учебный материал, которого у нас не было, и мы чувствовали себя глупыми.

Отец слушал Лили очень внимательно.

Я все думаю про мальчика, который не следовал правилам. Может, и ему было неуютно, может, и он чувствовал себя глупо? Ведь он тоже был в незнакомом месте с непривычными правилами. Как ты думаешь, Лили?

Лили обдумала его слова.

Да, - сказала она наконец.

А мне его даже жалко, - сказал Джонас. - Хоть я его и не видел. Мне было бы жаль любого, кто оказался там, где ему неуютно и он чувствует себя глупо.

Лоис Лоури

Детям, в чьих руках наше будущее

До декабря оставалось совсем чуть-чуть, и Джонасу было страшно. Нет. Неправильное слово, подумал Джонас. Страшно - это когда тебе плохо от того, что должно произойти что-то ужасное. Страшно ему было год назад, когда неизвестный самолет дважды пролетел над коммуной. Джонас сначала увидел его, а через секунду - услышал рев двигателя. Затем, почти сразу тот же самолет пронесся обратно.

Джонас замер. Он никогда не видел самолетов так близко: Пилотам запрещалось летать над коммуной. Иногда на посадочную полосу по ту сторону реки приземлялись грузовые самолеты, и дети на велосипедах подъезжали к берегу и, не отрываясь, смотрели, как они сгружают продовольствие, а потом улетают на запад, за пределы коммуны.

Но этот самолет был другим. Остроносый и стремительный, он был совсем не похож на пузатые грузовые суда. Испуганно оглядевшись, Джонас увидел, что остальные - и дети, и взрослые - бросили свои дела и ждут, пока им объяснят, что происходит.

«ВСЕМ ЧЛЕНАМ КОММУНЫ НЕМЕДЛЕННО ЗАЙТИ В БЛИЖАЙШЕЕ ЗДАНИЕ И ОСТАВАТЬСЯ ТАМ! - раздался из громкоговорителей резкий голос. - ВЕЛОСИПЕДЫ ОСТАВИТЬ НА МЕСТЕ».

Джонас тут же бросил велосипед на дорожке возле своего дома и вбежал внутрь. Он был один - родители еще не пришли с работы, а младшая сестра Лили, как всегда после школы, была в Детском Центре.

Джонас посмотрел в окно. Улица опустела: ни Дворников, ни Ландшафтных Рабочих, ни Доставщиков еды, никого из тех, кто обычно заполняет коммуну в дневные часы. Только валяющиеся повсюду велосипеды - у одного еще крутилось колесо.

Вот тогда он испугался. От вида замершей коммуны ему стало нехорошо.

Но оказалось, что ничего страшного не произошло. Уже через несколько минут снова раздался треск громкоговорителей, и голос, теперь гораздо более спокойный, объяснил, что Пилот на Обучении сбился с курса, запаниковал и в надежде скрыть ошибку повернул обратно.

Последнюю фразу Диктор произнес с иронией, как будто речь шла о чем-то забавном. Джонас тоже усмехнулся, хотя отлично знал, что ничего смешного в этом утверждении нет. Для действующего члена коммуны Удаление было страшным наказанием, свидетельством полного провала, приговором.

Даже детей ругали, когда они использовали это слово просто так, например, разозлившись на члена команды, пропустившего мяч, или уронившего эстафетную палочку. Джонас тоже однажды крикнул своему лучшему другу Эшеру: «Ну все! Ты удален!», когда из-за его промаха их команда проиграла. Тренер отвел Джонаса в сторону для серьезного разговора, и он, виновато опустив голову, попросил у Эшера прощения.

Джонас ехал домой вдоль берега и размышлял о чувстве страха. Он вспомнил, как до тошноты испугался пронесшегося над коммуной самолета. Это было совсем не похоже на ощущения, которые вызывал в нем приближающийся декабрь. Он искал правильное слово, чтобы их описать.

Джонас внимательно относился к словам. Не то что его друг Эшер, который говорил слишком быстро и все путал - получалась такая мешанина, что не всегда даже было понятно, о чем речь. Часто выходило очень смешно.

Джонас улыбнулся, вспомнив, как однажды утром запыхавшийся Эшер ворвался в класс, когда все уже пели утренний гимн. Исполнив последний куплет, ученики расселись по местам, а Эшер остался стоять. Он должен был, как и положено, публично извиниться.

Так и не отдышавшись, Эшер протараторил стандартное извинение:

Я приношу извинения за то, что причинил неудобство своим соученикам.

Инструктор и класс терпеливо ждали объяснения. Ученики улыбались - они не раз уже выслушивали объяснения Эшера.

Я вышел из дома вовремя, но когда проезжал мимо инкубатория, залюбовался тем, как разделывают семгу. Я приношу извинения своим одноклассникам, - повторил Эшер, одернул форму и сел.

Мы принимаем твои извинения, Эшер, - класс хором проскандировал стандартный ответ.

При этом многие ученики с трудом сдерживали смех.

Я принимаю твои извинения, - улыбнулся Инструктор. - И хочу сказать тебе спасибо за то, что ты опять даешь мне возможность поговорить с классом о Правильном Употреблении Слов. «Залюбоваться» - слишком сильное слово по отношению к разделыванию семги.

Инструктор повернулся к доске и написал «залюбоваться». А под ним написал «засмотреться».

Джонас улыбнулся этому воспоминанию. Он уже почти подъехал к дому и, ставя велосипед на место, вдруг понял, что не так со словом «страшно». Оно слишком сильное.

Он так давно ждет этого особого декабря. И теперь, когда декабрь так близко, ему не страшно. «Я жду его… с нетерпением, - решил Джонас. - И, конечно, я волнуюсь». Все Одиннадцатилетние были взволнованы этим стремительно приближающимся событием.

И все же всякий раз, когда Джонас думал, что может произойти, ему было не по себе.

«Мне тревожно, - решил Джонас. - Вот что я чувствую».


Это был один из ритуалов - делиться чувствами. Иногда Джонас и Лили спорили, кто будет первым. Их родители, конечно, тоже принимали участие в ритуале, они тоже делились своими чувствами каждый вечер. Но как и все родители и вообще взрослые, они не ссорились. В том числе из-за права начать ритуал.

Давай, Лили, - сказал он, глядя на младшую сестру.

Лили - Семилетняя - ерзала на стуле от нетерпения.

Я сегодня очень разозлилась, - объявила Лили. - Моя группа из Детского Центра была на площадке для игр, и к нам пришли посетители-Семилетние, и они вообще не следовали правилам! Один из них, мужского пола, не знаю, как его зовут, все время забирался на горку без очереди, хотя все остальные ждали. Я так на него разозлилась! Я даже сжала руку в кулак, вот так, - она потрясла кулачком, и вся семья улыбнулась ее смелому жесту.

Как ты думаешь, а почему посетители не следовали правилам? - спросила Мать.

Лили в задумчивости покачала головой:

Я не знаю. Они вели себя как… как…

Звери? - смеясь, подсказал Джонас.

Точно, - рассмеялась Лили. - Как звери.

Дети понятия не имели, что значит это слово, но так часто называли невоспитанных или неловких людей, людей, которые вели себя не так, как все.

Детям, в чьих руках наше будущее

1

До декабря оставалось совсем чуть-чуть, и Джонасу было страшно. Нет. Неправильное слово, подумал Джонас. Страшно — это когда тебе плохо от того, что должно произойти что-то ужасное. Страшно ему было год назад, когда неизвестный самолет дважды пролетел над коммуной. Джонас сначала увидел его, а через секунду — услышал рев двигателя. Затем, почти сразу тот же самолет пронесся обратно.

Джонас замер. Он никогда не видел самолетов так близко: Пилотам запрещалось летать над коммуной. Иногда на посадочную полосу по ту сторону реки приземлялись грузовые самолеты, и дети на велосипедах подъезжали к берегу и, не отрываясь, смотрели, как они сгружают продовольствие, а потом улетают на запад, за пределы коммуны.

Но этот самолет был другим. Остроносый и стремительный, он был совсем не похож на пузатые грузовые суда. Испуганно оглядевшись, Джонас увидел, что остальные — и дети, и взрослые — бросили свои дела и ждут, пока им объяснят, что происходит.

«ВСЕМ ЧЛЕНАМ КОММУНЫ НЕМЕДЛЕННО ЗАЙТИ В БЛИЖАЙШЕЕ ЗДАНИЕ И ОСТАВАТЬСЯ ТАМ! — раздался из громкоговорителей резкий голос. — ВЕЛОСИПЕДЫ ОСТАВИТЬ НА МЕСТЕ».

Джонас тут же бросил велосипед на дорожке возле своего дома и вбежал внутрь. Он был один — родители еще не пришли с работы, а младшая сестра Лили, как всегда после школы, была в Детском Центре.

Джонас посмотрел в окно. Улица опустела: ни Дворников, ни Ландшафтных Рабочих, ни Доставщиков еды, никого из тех, кто обычно заполняет коммуну в дневные часы. Только валяющиеся повсюду велосипеды — у одного еще крутилось колесо.

Вот тогда он испугался. От вида замершей коммуны ему стало нехорошо.

Но оказалось, что ничего страшного не произошло. Уже через несколько минут снова раздался треск громкоговорителей, и голос, теперь гораздо более спокойный, объяснил, что Пилот на Обучении сбился с курса, запаниковал и в надежде скрыть ошибку повернул обратно.

Последнюю фразу Диктор произнес с иронией, как будто речь шла о чем-то забавном. Джонас тоже усмехнулся, хотя отлично знал, что ничего смешного в этом утверждении нет. Для действующего члена коммуны Удаление было страшным наказанием, свидетельством полного провала, приговором.

Даже детей ругали, когда они использовали это слово просто так, например, разозлившись на члена команды, пропустившего мяч, или уронившего эстафетную палочку. Джонас тоже однажды крикнул своему лучшему другу Эшеру: «Ну все! Ты удален!», когда из-за его промаха их команда проиграла. Тренер отвел Джонаса в сторону для серьезного разговора, и он, виновато опустив голову, попросил у Эшера прощения.

Джонас ехал домой вдоль берега и размышлял о чувстве страха. Он вспомнил, как до тошноты испугался пронесшегося над коммуной самолета. Это было совсем не похоже на ощущения, которые вызывал в нем приближающийся декабрь. Он искал правильное слово, чтобы их описать.

Джонас внимательно относился к словам. Не то что его друг Эшер, который говорил слишком быстро и все путал — получалась такая мешанина, что не всегда даже было понятно, о чем речь. Часто выходило очень смешно.

Джонас улыбнулся, вспомнив, как однажды утром запыхавшийся Эшер ворвался в класс, когда все уже пели утренний гимн. Исполнив последний куплет, ученики расселись по местам, а Эшер остался стоять. Он должен был, как и положено, публично извиниться.

Так и не отдышавшись, Эшер протараторил стандартное извинение:

— Я приношу извинения за то, что причинил неудобство своим соученикам.

Инструктор и класс терпеливо ждали объяснения. Ученики улыбались — они не раз уже выслушивали объяснения Эшера.

— Я вышел из дома вовремя, но когда проезжал мимо инкубатория, залюбовался тем, как разделывают семгу.

Описание презентации по отдельным слайдам:

1 слайд

Описание слайда:

2 слайд

Описание слайда:

Краткое содержание книги "Дающий" - антиутопия, роман-предупреждение, действие которого происходит в некотором не очень отдаленном будущем. Как и многие взрослые антиутопии, книга пугает не чудовищными сценами насилия, а самим устройством нарисованного в ней общества. Общества, в котором сбылись все обывательские чаяния и кончились все страхи. Вы хотите избавиться от тревог за завтрашний день? Получайте полный контроль над собственной жизнью от рождения до смерти. Боитесь людей, не похожих на вас? Получайте одинаковость, в которой даже все цвета превратились в единый серый. Хотите не испытывать голода? Получайте контроль за рождаемостью и жесткую систему распределения. Женитесь на тех, кого вам назначили, воспитывайте детей, которых для вас родили, получайте профессию, которую вам определили, и, дожив до старости, отправляйтесь в дом престарелых, откуда вас тихонько "удалят". И все это вместе очень страшно. Особенно страшно потому, что этот чудесный мир, состоящий из совершенно одинаковых коммун, показан в книге глазами ребенка, другого мира не знающего, а тот, который есть, считающего единственно возможным и правильным.

3 слайд

Описание слайда:

Детям объявляют их будущую профессию, когда им исполняется 12 лет, и главного героя Джонаса назначают Принимающим воспоминания. Оказывается, что в коммуне есть Хранитель воспоминаний - человек, помнящий настоящий мир. Есть причина, по которой прекрасно организованное серое общество нуждается в сохранении (разумеется, тайном) этих воспоминаний, а хранитель уже стар. Джонасу предстоит узнать от него (Дающего), что на свете есть цвета и боль, снег и солнце, семья и Рождество, океаны и пустыни, голод и войны - и понять, что мир, который он привык считать своим, уродлив и жесток.

4 слайд

Описание слайда:

Сторонники и противники "Дающего" настаивают на крайностях: либо всем обязательно читать, либо запретить. "Я так до сих пор и не поняла, что там запрещать",- говорит Лоури, однако аргументы "запретителей" вполне ясны. Обратная сторона социальной обеспеченности, безопасности, защищенности представлена в книге как несомненное, но очень обыденное зло. Это та самая банальность зла, о которой писала Ханна Арендт. Следует ли предупреждать подростков о том, что зло может быть настолько простым и легким? Кстати, прямо перед "Дающим" у Лоури была еще одна медаль Ньюбери - за книгу о холокосте.

5 слайд

Описание слайда:

"Дающий" - это одна из самых заметных детских (точнее, подростковых) книг последнего двадцатилетия. Написанный в жанре антиутопии, этот роман как нельзя лучше отвечает на вопросы, возникающие у самых главных критиков мироустройства - подростков. Эту книгу очень рекомендуется читать всем, кто тем или иным образом связан хоть с какой-то из общин. По смыслу и содержанию все становится понятно странице где-то на третьей: хороший (хоть и маленький) герой разочаруется в системе и станет бороться с идеальным устройством мира, в котором есть Семейные Ячейки, Воспитатели, Старейшины, Дома Старых, бесправные Роженицы и прочие несознательные элементы.

6 слайд

Описание слайда:

Сама Лоис Лоури о своей книге пишет так: Я сделала так, чтобы уютный и безопасный мир Джонаса понравился читателю. Я выбросила из него всё, что не любила сама: насилие, бедность, предрассудки и несправедливость. Все мои персонажи вежливы и обходительны - ведь мне так нравятся эти качества в людях. Прекрасный мир! В этом мире даже не нужно мыть за собой посуду. Ах, как бы мне хотелось остановиться на этом! Но идеальный мир невозможно построить в реальности, поэтому перед главным героем, обычным подростком, писательница поставила выбор: остаться в этом идеальном мире или отказаться от него, чтобы спасти себя и того, кого он, вопреки запретам, успел полюбить.

7 слайд

Описание слайда:

За восемнадцать лет, прошедшие с момента первой публикации, "Дающий" по праву вошёл в число книг обязательных для прочтения. Этот роман, написанный в редком для детской литературы жанре антиутопии, словно отвечает на невысказанные, но оттого не менее острые для подростков вопросы. Почему в мире так много жестокости и боли? Почему иногда так трудно отделить благо от зла? Что будет, если устроить мир "по справедливости", устранив все различия между людьми? Издательство "Розовый жираф" - первое в России издательство, в котором главными экспертами являются дети и их родители. Выбирая книги для издания, "Розовый жираф" ориентируется на мнение и вкус детей, ведь именно они заслуживают безоговорочного доверия.



Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
ПОДЕЛИТЬСЯ:
Про деток, от рождения до школы