Йохан хейзинга человек играющий читать. Йохан Хейзинга Homo Ludens Человек играющий Анализ Главы

Homo Ludens. Статьи по истории культуры

HOMO LUDENS. ARTIKELEN OVER DE CULTUURGESCHIEDENIS

Научный комментарий Д. Э. Харитоновича

Издание осуществляется при финансовой поддержке фонда "Nederiands Literatir Productie- en Vertalingenfonds"

ISBN 5-89493-010-3

ПРЕДУВЕДОМЛЕНЬЕ. ТЕКСТ ПОВЕСТВОВАНИЯ В КОНТЕКСТЕ ИГРЫ

Две книги более всего прославили Йохана Хейзингу. Это "Осень Средневековья" (I том настоящего издания) и "Homo ludens" [Человек играющий]. Через всю "Осень Средневековья" рефреном проходит известное выражение из I Послания к Коринфянам: "Videmus nunc per speculum in aenigmate, tunc autem facie ad faciem" ["Видим ныне как бы в тусклом зеркале и гадательно, тогда же лицем к лицу" - I Кор. 13, 12]. В аспекте повествования указанное сравнение вызывает воспоминание о Стендале, уподобившем роман зеркалу, лежащему на большой дороге. Оно бесстрастно и объективно отражает все, что проплывает мимо. Не такова ли история? Быть бесстрастным и объективным - не к этому ли стремится историк? Однако можно ли полагаться на зеркало - speculum - со всеми вытекающими из этого спекуляциями?

Зеркало по преимуществу - символ неопределенности. Зыбкость возникающих отражений, загадочность и таинственность Зазеркалья, как кажется, таят в себе неизбежный самообман. Но что же тогда такое объективность историка - объективность, стремлению к которой неизменно сопутствует двусмысленность, как позднее скажет Иосиф Бродский? И вот что сказал уже сам Хейзинга: "По моему глубоко укоренившемуся убеждению, вся мыслительная работа историка проход постоянно в чреде антиномий" (один из наиболее наглядных примеров - публикуемая в этом томе статья Проблема Ренессанса).

Антиномично само понятие зеркала. Не говорит ли об этом и фраза из I Послания к Коринфянам? Зеркало, тусклое здесь, прояснится там. Река исторического Времени преобразится в океан Вечности, память которого неизменно хранит в себе некогда отражавшийся там Дух Божий, образ, из тютчевского грядущего: "Когда пробьет последний час природы…" - возвращаемый Бродским в прошлое: "Я всегда думал, что если Дух Божий носился над водами…" Лев Лосев, указывая, что для Бродского лик Божий навсегда сохранен в памяти океанского зеркала, говорит об

"Осень Средневековья" возникла как ответ человека на чудовищно бесчеловечный период европейской истории. Но и не только это. Культура, спасающая нас от наступления варварства, требует осмысления. Оправдание истории, без чего немыслимо существование религиозного сознания (именно сознания, а не мировоззрения, которое у человека мыслящего не должно быть иррациональным!), мы черпаем в одухотворенных - и одухотворяющих - плодах творческого гения. Однако необходимо найти некое универсальное правило, некую универсальную сферу деятельности, скажем даже - некое универсальное пространство, примиряющее человеков, дающее им хоть какие-то шансы, оправдывающее их порой невыносимое существование. Речь идет не о моральном оправдании истории и, уж конечно, не о теодицее - но о неистребимой потребности приложить мерило человеческого ума к космической беспредельности духовной составляющей человеческой жизни.

Извечному парадоксу свободы, реально достижимой лишь на мнимой линии горизонта, дает впечатляющее разрешение феномен игры. Человек является человеком лишь постольку, поскольку он обладает способностью по своей воле выступать и пребывать субъектом игры. И действительно - "созданный по образу и подобию Божию", на ключевой вопрос о своем имени он, бессознательно включаясь в сызмала навязанную ему игру, бесхитростно называет имя, ему присвоенное, никогда не отвечая на заданный вопрос всерьез, а именно: "азъ есмь сущiй". Под личиною своего имени каждый из нас разыгрывает свою жизнь, в универсальной сущности игры аналогичную куда как серьезным маскарадным танцам первобытных племен. "После изгнания из рая / человек живет играя" (Лев Лосев).

"Осень Средневековья", это причудливое собрание игровых текстов, при явном интересе автора к антропологии и социологии культуры, приводит к следующему шагу: из сферы культуры - в сферу человеческого существования. Мир стоит накануне второй, еще более чудовищной мировой войны. В годы entre deux guerres Хейзинга делает все, что в его силах, для защиты культуры. Он работает в "Международной комиссии интеллектуального сотрудничества", предшественнице ЮНЕСКО. Издает ряд важных трудов по историографии и истории культуры, в том числе и горький, предостерегающий трактат В тени завтрашнего дня. Диагноз духовных бед нашего времени. И вот, в 1938 г. появлется Homo ludens, где индивидуальная и общественная жизнь, все историческое и культурное развитие человечества описывается в терминах игры, как игра.

Давно уже ставшее классическим, это фундаментальное исследование раскрывает сущность феномена игры и значение ее в человеческой цивилизации. Но самое заметное здесь - гуманистическая подоплека этой концепции, прослеживаемой на разных этапах истории культуры многих стран и народов. Склонность и способность человека облекать в формы игрового поведения все стороны своей жизни выступает подтверждением объективной ценности изначально присущих ему творческих устремлений - важнейшего его достояния.

Ощущение и ситуация игры, давая, как убеждает нас непосредственный опыт, максимально возможную свободу ее участникам, реализуются в рамках контекста, который сводится к появлению тех или иных жестко очерченных правил - правил игры. Нет контекста - нет правил. Смысл и значение игры целиком определяются отношением непосредственного, феноменального текста игры - к так или иначе опосредованному универсальному, то есть включающему в себя весь мир, контексту человеческого существования. Это предельно ясно в случае произведения искусства - образчика такой игры, контекстом которой является вся вселенная.

Игра здесь - это не Glasperlenspiel Херманна Хессе, одного из властителей дум эпохи наших шестидесятых. Стеклянные бусы герои романа Игра в бисер (1943 г.) перебирают в отгороженной от остального мира, но все же посюсторонней, уютно-швейцарской Шамбале, выведенной под прозрачно символическим именем незабвенной Касталии: У Хейзинги же игра - всеобъемлющий способ человеческой деятельности, универсальная категория человеческого существования. Она распространяется буквально на все, в том числе и на речь: "Играя, речетворящий дух то и дело перескакивает из области вещественного в область мысли. Всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов". "Мы не хотели бы здесь углубляться в пространный вопрос, в какой степени средства, которыми располагает наша речь, в своей основе носят характер правил игры, то есть пригодны лишь в тех интеллектуальных границах, обязательность которых считается общепризнанной. Всегда ли в логике вообще и в силлогизмах в особенности в игру вступает некое молчаливое соглашение о том, что действенность терминов и понятий признается здесь так же, как это имеет место для шахматных фигур и полей шахматной доски? Пусть кто-нибудь ответит на этот вопрос". Вот один из ответов. "Языковой игрой" называет Людвиг Виттгенштайн "единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен". А в совсем недавней концепции языка последний предстает как "задействование всеми общающимися согласованных притворных (игровых) полаганий насчет интенциональности физических медиаторов (средств - Д.С.) общения…

PROEVE EENER BEPALING

VAN НЕТ SPEL-ELEMENT DER CULTUUR

ХЁЙЗИНГА

ЧЕЛОВЕК ИГРАЮЩИЙ

ОПЫТ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ИГРОВОГО ЭЛЕМЕНТА КУЛЬТУРЫ

составление, предисловие и переводД. В. Сильвестрова комментарий иуказатель А- Э. Харитоновина

ИЗ ДАТЕ ЛЬСТВО И В А Н А ЛИМБАХА САНКТ - ПЕТЕРБУРГ

УДК 94 (100)+ 930.85 ББК 71.0 + 63(0)

Хёйзинга Йохан. Homo ludens. Человек играющий / Сост., предисл. X 35 и пер. с нидерл. Д. В. Сильвестрова; Коммент., указатель Д. Э. Хари-

тоновича. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. - 416 с.

ISBN 978-5-89059-168-5

Фундаментальное исследование выдающегося нидерландского исто рика и культуролога Й. Хёйзинги Homo ludens [Человек играющий],

анализируя игровой характер культуры, провозглашает универсаль ность феномена игры и ее непреходящее значение в человеческой ци вилизации. Давно уже признанное классическим, это произведение отличают научная ценность, широта охвата, разнообразие фактиче ского материала, обширная эрудиция, яркость и убедительность изло жения, прозрачность и завершенность стиля.

Книга выходит четвертым, заново просмотренным и исправлен ным изданием с подробным научным аппаратом.

На авантитуле: Йохан Хёйзинга. Шарж Дейвида Левина, 1996

П Р Е Д И С Л О В И Е

i^ выходом в свет четвертой книги Йохана Хёйзинги (1872-1945) издательство Ивана Лимбаха делает достоянием русского читателя практически все наиболее известные произведения замечательно го нидерландского историка и культуролога.

После блестящего успеха появившейся в 1919 г. Осени Сред невековья" Йохан Хёйзинга пишет еще одну книгу, завоевавшую признание во всем мире. Это -Homo ludens** [Человек играющий].

Книга выходит в свет в 1938 году. Некоторые читатели были оза дачены появлением опуса, казалось, написанного совершенно в иной манере. И лишь со временем становилось всё более ясно, на сколько эти - на первый взгляд две столь разные - книги по сути близки друг другу.

Осень Средневековья увидела свет сразу же после Первой миро вой войны. Голландии тогда удалось остаться нейтральной. Тем ужас нее воспринимался контраст с окружавшей страну изувеченной, кровоточащей Европой. Книга возникла в драматическом противо стоянии дьявольски бесчеловечному периоду европейской истории.

В Осени Средневековья мы видим причудливый игровой сплав самых ^разнообразных текстов - при явном интересе автора к

* И. Хёйзинга. Осень Средневековья. М., Наука, 1988 (СерияПамятники исторической мысли); И. Хёйзинга.Осень Средневековья. М., Прогресс Культура, 1995; И. Хёйзинга.Осень Средневековья. М., Айрис-пресс, 2002; 2004; И. Хёйзинга.Осень Средневековья. СПб., Изд-во Ивана Лимбаха, 2011.

** И. Хёйзинга. Homo ludens. Статьи по истории культуры.М, Прогресс Культура, 1995; Й. Хёйзинга. Homo ludens.. Статьи по истории куль туры.М., Айрис-пресс, 2003; Й. Хёйзинга. Homo ludens. Человек игра ющий.СПб., Аабука-классика, 2007.

ДМИТРИЙ СИЛЬВЕСТРОВ

антропологии и социологии культуры, что неуклонно вело Хёйзингу к следующему шагу, которым стала другая его знаменитая книга - Homo ludens [ Человек играющий].

Сопоставляя эти две книги, мы замечаем, что Осень Средневе ковья содержит обильный материал по сути игровых форм*, которые охватывает и объясняет понятиеигры вЧеловеке играющем, книге «об извечной примитивности (первозданности) человеческой культуры, которая никогда не уходит от своих первоначал, уходя же - роковым образом теряет себя»**.

Культура, спасающая нас от наступления варварства, требует осмысления. Необходимо найти некое универсальное правило, некую универсальную сферу деятельности, скажем даже - некое универсальное примиряющее пространство, дающее людям рав ные шансы, оправдывающее их порой невыносимое существова ние. Речь идет не о моральном оправдании истории и уж конечно не о теодицее - но о неистребимой потребности приложить ме рило человеческого ума к космической беспредельности духовной составляющей человеческой жизни.

Извечному парадоксу свободы, реально достижимой лишь на мнимой линии горизонта, дает впечатляющее разрешение фено мен игры.

В 1938 году мир стоит накануне Второй, еще более чудовищной мировой войны. Культурные традиции не предотвратили наступ-

* «Но при этом культивировалась пустая внешность, которая весьма влияла на сознание общества. Как представляется, этот парадокс раз решим, если отказаться от оценочных представлений овнешнем как о чем-то плохом, понять, что бессодержательных культурных явлений не бывает, и признать, что содержанием всех этихпустых форм и были самиформы. То есть то, что наполняло эти формы, что создавало их, что придало им именно такой вид, исчезло, оставив значимость, и они стали ценны сами по себе, само-ценны» (Д. Э. Харитонович.Осень Средневековья: Йохан Хёйзинга и проблема упадка. В кн.: Й. Хёйзинга.

Осень Средневековья. Прогресс-Культура, 1995, с. 373).

** А. В. Михайлов. Й Хёйзинга в историографии культуры.В кн.: Осень Средневековья.Наука, М., 1988, с. 444.

П Р Е Д И С Л О В ИЕ

ление варварства. Межеумочный период entre deux guerres не только не принес желаемого умиротворения, но явно вынашивал новую, еще более чудовищную катастрофу. Меланхолическая мета фора прекрасной, пышно увядающей осени с каждым годом уходи ла всё дальше в пестрое многоцветье того «века Бургундии», кото рому, однажды возникнув под пером нидерландского профессора истории, суждено было теперь никогда не кончаться. Но действи тельность выглядела иначе.

Как литературные произведения Осень Средневековья иHomo ludenSy на первый взгляд, принадлежат к разным жанрам. МозаичностьОсени Средневековья делает ее похожей на puzzle, загадочную картинку, вдохновенно составленную из множества цветных фраг ментов. Но теперь прием «детской игры» вырастает в глубоко осознанную целостную композицию.Homo ludens, при всём внеш нем отличии отОсени Средневековья, демонстрирует явную сти листическую преемственность. Обоим произведениям присущи классическая ясность стиля, музыкальный ритм в построении фраз, речевых периодов, всех элементов текста. Богатство и много плановость лексики всецело подчиняются абсолютному слуху авто ра. Хёйзинга относится к числу тех мастеров, для которых какие бы то бы ни было погрешности вкуса совершенно немыслимы. Язык его сдержан и четок, но при этом эмоционально ярок и выразите лен. Внешне строго научное изложение то и дело вызывает разно образные реминисценции, нередко приобретает тонкие оттенки иронии.

Хёйзинга, в своей Осени сделавшийобраз новым, важным эле ментом исторического исследования, предложил теперь новую метафору - на сей раз уже forall seasons. Индивидуальная и обще ственная жизнь, всё историческое и культурное развитие челове чества описывается в терминахигры, какигра.

В двух своих самых значительных книгах Хёйзинга откликает ся на самое сильное, по его собственным словам, впечатление своей жизни. В шестилетнем возрасте, в Гронингене, он становится сви детелем костюмированного шествия, посвященного одному из со-

Д М И Т Р И Й С И Л Ь В Е С Т Р О В

бытии нидерландской истории XVII в. С детства он проникается ощущением того, что индивидуальное переживание прошлого не разрывно связано с индивидуальными персонажами. В 1894 г. он сам, в костюме XVII в., участвует в подобном студенческом маска раде. На обеде по завершении празднества Хёйзинга заметил, что «маскарад - несомненный признак упадка, возможно его послед нее проявление. И мы горды тем, что являемся последними носи телями этой прекрасной традиции, которая теперь умирает». За метим, однако, что торжественные ритуалы, особенно в старых европейских монархиях, свидетельствуют о том, что традиция эта не только не умирает, но, сочетая истовую серьезность с шутливой иронией, проявляется в прекрасных и глубоко содержательных зрелищах (ярчайший пример - Смена караула у Бакингемского дворца, завершающаяся под мелодию моцартовской арии «Non più andrai, farfallone amoroso»*. Вспоминая церемонию присужде ния ему почетной степени доктора Оксфордского университета, Хёйзинга пишет, что он пережил час «подлинного Средневеко вья» и что удивительно, до какой степени умеют англичане высоко чтить эти традиции, не принимая их слишком всерьез, но и непревращая в посмешище.

Человек является человеком постольку, поскольку обладает способностью по своей воле выступать и пребывать субъектом игры. И действительно - «созданный по образу и подобию Божию», на ключевой вопрос о своем имени он, бессознательно вклю чаясь в сызмала навязанную емуигру, бесхитростно называет имя, которое онносит, не смея ответить на заданный вопросвсерьез, а именно: «азъ есмь сущш». Под личиною своего имени каждый из нас разыгрывает свою жизнь, в универсальной сущностиигры сто ящую в одном ряду с «маскарадными» танцами первобытных пле мен. «После изгнания из рая человек живет играя» (Лев Лосев).

* Обращенная к Керубино ария Фигаро из оперы Le nczze di Figaro [Свадьба Фигаро]-, в исполнении на русском языке: «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный».

ПРЕДИСЛОВИЕ

Объективно включающий всякую человеческую деятельность процесс игры отзывается субъективным ощущением вовлеченно сти вигру в каждом из нас. Сопутствующее ходу истории возник новение и исчезновение символов, культурных и религиозных гра ниц, широта и изменчивость подхода к вещам - это не изменение правил игры в процессе игры. Это сама игра. По Хёйзинге, это и есть история, история умственной и психической эволюции. Это и есть само существование человека, определяемого им именно как

человек играющий.

Homo ludens, фундаментальное, давно уже ставшее классиче ским исследование, раскрывает сущность феномена игры и значе ние ее в человеческой цивилизации. Но самое заметное здесь - гуманистическая подоплека этой концепции, прослеживаемой на разных этапах истории культуры многих стран и народов. Склон ность и способность человека облекать в формы игрового поведения все стороны своей жизни выступает подтверждением объективной ценности изначально присущих ему творческих устремлений.

Ощущение и ситуация игры, давая, как убеждает нас непосред ственный опыт, максимально возможную свободу ее участникам, реализуются в рамках исторического контекста, который приво дит к появлению тех или иных жестко очерченных правил -пра вил игры. Нет контекста - нет правил. Верно также обратное: не принимающий правил выпадает из контекста истории. Смысл и значение игры определяются отношением непосредственного, фе номенальноготекста игры - к так или иначе опосредованному универсальному, то есть включающему в себя весь мир,контексту человеческого существования. Это предельно ясно в случае произ ведения искусства - образчика такойигры, контекстом которой является вся вселенная. Произведение искусства присутствует во времени, но существует в вечности и как таковое содержит в себе духовный опыт и прошлого, и будущего. Классическое произведе ние искусства неисчерпаемо, оно не может быть объяснено и не может быть понято, будучи пластическим образом необъятной и необъяснимой вселенной. Одно и то же произведение искусства -

Йохан Хейзинга. Homo Ludens (Человек играющий) Анализ Главы № 1. «Характер и значение игры КАК ЯВЛЕНИЯ КУЛЬТУРЫ» Вишневская Ольга, СК – 11.

Общее определение понятия «ИГРА» Игра – это функция, которая исполнена смысла. В игре играет нечто, вносящее смысл в происходящее действие. То есть всякая игра что-то значит, она имеет свою целенаправленность, а целенаправленность – это сущность игры. Игру нельзя отрицать. Можно отречься от красоты, истины, права, добра, духа, Бога. Можно отрицать серьёзность, но игру – нельзя! Но вместе с игрою всегда признают и дух. Потому что сущность игры – это нечто материальное. То есть Игра представляет собой нечто избыточное и лишь через вторжение духа игра становится возможной, мыслимой, постижимой.

Мнения на счёт Биологической функции игры üОдни думали, что основа и источник игры – не что иное как высвобождение избыточной жизненной силы. ü Другие говорили что когда живое существо играет, это оно проявляет врождённый инстинкт подражания, или же игра разряжает человека, или же учит сдерживаться. ü Следующие считали что в игре просыпается потребность стремления к главенству или соперничеству. Но во всех этих на первый взгляд разных предположениях есть главное исходное сходство: что игра отвечает некой биологической целесообразности.

v. Почему и для чего происходит игра? В чём собственно сама суть игры? Почему ребёнок визжит от восторга? Почему игрок забывает себя от страсти? Почему спортивные состязания приводят в неистовство многотысячные толпы народа? Всё это можно было бы объяснить, тем что якобы природа дала нам функции- высвобождение избыточной энергии, расслабление после затраты сил, приготовлением к суровым требованиям жизни и т. д. , но нет, природа дала нам ИГРУ.

ИГРА И КУЛЬТУРА Игра старше культуры потому что понятие культуры предполагает человеческое сообщество, а животные вовсе не дожидались появления человека, чтобы он научил их играть. Игра – это некая форма деятельности, форма наделённая смыслом. Наблюдатель пытается понять игру как воспринимает её сам играющий, в её первичном значении. И он захочет понаблюдать как ценности проявляются в самой игре тем самым понять игру как фактор культурной жизни. СВЯЗЬ: Игра витает поверх каждой культуры или во всяком случае от неё не зависит.

ЯЗЫК как первичное значение игры. Первичным значением выступает Язык – это первейшее и высшее орудие, которое человек формирует, чтобы иметь возможность сообщать, обучать, править. Всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов.

Серьёзность ИГРЫ В нашем сознании игра противостоит серьезности. Но если вглядеться чуть пристальней, игра может быть чрезвычайно серьезной. *** Всякая игра всегда способна полностью захватывать тех, кто в ней принимает участие. Противопоставление игра - серьезность всегда подвержено колебаниям, неустойчиво.

Связь ИГРЫ с Комическим -Комическое возбуждает смех, но его взаимосвязь с игрой носит второстепенный характер. -Комическое тесно связано с глупостью. Однако игра отнюдь не глупа. Если игра лежит вне различения мудрость - глупость, то она в той же степени находится и вне противопоставления правда - неправда. А также и вне пары добро и зло. Игра сама по себе не причастна морали, в ней нет ни добродетели, ни греха. тогда возникает вопрос: Если же игру не удается прямо связать с добром или истиной, не лежит ли она тогда в области эстетического?

Не лежит ли игра в области эстетического? v. Связи между красотой и игрою прочны и многообразны. v. Красота движений человеческого тела находит в игре свое высочайшее выражение. v. Рассмотрим игры социальные по характеру. Они отличаются от примитивных, тем что они более развиты и разносторинии. v. Как пример: единоборство и состязания в беге, представления и зрелища, танцы и музыка а также маскарад и турниры.

ИГРА – ЭТО СВОБОДА Всякая Игра есть прежде всего и в первую очередь свободное действие. Ребенок или животное играют, ибо черпают в игре удовольствие, и в этом как раз и состоит их свобода.

Основные признаки игры: 1) Игра свободна, она есть свобода. 2) Игра не есть обыденная или настоящая жизнь. 3) Замкнутость, отграниченность.

Характеристика свойств игры (+) 1) Игра начинается, и в определенный момент ей приходит конец. Она «разыгрывается» . Пока она идет, в ней есть движение вперед и назад, чередование, очередность, завязка, развязка. Эта повторяемость - одно из существеннейших свойств игры. 2) Ограничение местом. Всякая игра протекает в заранее обозначенном игровом пространстве, материальном или мыслимом. 3) Установливает порядок, она сама есть порядок. 4) Игра привлекательна в смысле эстетического фактора. 5) +- Напряжение - С одной стороны это свидетельство неуверенности, но с другой это наличие шанса!

О игровых ПРАВИЛАХ игры В каждой игре - свои правила. Правила игры бесспорны и обязательны, они не подлежат никакому сомнению. Стоит лишь отойти от правил, и мир игры тотчас же рушится. Никакой игры больше нет. Участник игры, который действует вопреки правилам или обходит их, это нарушитель игры- шпильбрехеры, ведь играть нужно честно.

ШПИЛЬБРЕХЕРЫ -плут, он притворяется что играет. В игре он убивает иллюзию Поэтому он должен быть изничтожен, потому что угрожает самому существованию данного игрового сообщества. Он разрушает магию волшебного мира, находящихся в игре, и поэтому он трус и должен быть изгнан!

СОСТАВ ИГРЫ Игровое сообщество обладает вообще склонностью сохранять свой постоянный состав и после того, как игра уже кончилась. Клуб приличествует игре, как голове - шляпа.

Черты игры 1) таинственность. Что делают эти другие за пределами нашей игры, до поры до времени нас не касается. Правило: Мы суть, и мы делаем «нечто иное» . 2) Необычность. Переодевшийся или надевший маску человек «играет» другое существо. Но он и «есть» это другое существо! Суммируя, мы можем назвать игру с точки зрения формы некоей свободной деятельностью, которая осознается как ненастоящая, не связанная с жизнью и полностью может захватить играющего.

2 игровых аспекта проявления игры 1) Игра - это борьба за что-то или 2) Игра - показ, представление этого «чтото» . Обе эти функции могут и объединяться, так что игра представляет борьбу за чтото или же превращается в состязание в том, кто именно сможет показать что-то лучше других.

ИГРА КАК ДУХОВНЫЙ ЭЛЕМЕНТ Священное представление - больше, нежели мнимое претворение, больше, чем символическое претворение, это - мистическое претворение. Священнодействие - это то есть свершаемое. Такое действие представляет собою некое космическое событие. Его функция - не простое подражание, но становление частью, участие в действии.

Точка Зрения ЛЕО ФРОБЕНИУСА. Утверждал, что человечество разыгрывает порядок вещей в природе в той мере, в какой оно его постигает. Считал, что игра служит тому, чтобы являть, показывать, сопровождать, воплощать всё, что свершается в космосе.

ТОЧКА ЗРЕНИЯ ПЛАТОНА Считал что только Бог достоин всей блаженной серьезности, тогда как человек сотворен игрушкою Бога, и это для него самое лучшее. В соответствии с этим проводить свою жизнь, играя в прекрасные игры, в добрые игры, принося жертвы, в пении и танцах, мы возможно достигаем расположение богов и можем врагам дать отпор, и победить их в бою. Игры во славу богов - вот то наивысшее, во имя чего люди должны ревностно отдавать свою жизнь, - так смотрел на это Платон.

Настроение ИГРЫ. В настроении игры есть два полюса: безудержность и экзальтация (повёрнутость). Можно сказать, что игровое настроение всегда мажорно. По своему типу игровое настроение изменчиво и в любую минуту в игру может вступить «обычная жизнь» , из-за какого-либо толчка из вне. МИНУС: жертвоприношения, кровавые обряды, где обычная жизнь прекращается и начинается некая праздничность - это вещь в себе, которую ни с чем больше в мире не спутаешь. То есть между праздником и игрой существуют самые тесные отношения. Выключение из обыденной жизни, и не обязательно, радостный тон поведения.

СИМВОЛИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ Играя в нашем представлении возникает представление и некой символической связи. К примеру Дикарь, исполняющий свой магический танец в образе кенгуру, и есть кенгуру. ИТАК Сфера священной игры – это такая сфера, где дитя и поэт чувствует себя как дома. Конечно сейчас современный человек хорошо понимает что является маской, а что переодиванием, но даже для образованного взрослого человека в маске всегда остаётся что-то таинственное.

Homo Ludens. Статьи по истории культуры

HOMO LUDENS. ARTIKELEN OVER DE CULTUURGESCHIEDENIS

Научный комментарий Д. Э. Харитоновича

Издание осуществляется при финансовой поддержке фонда "Nederiands Literatir Productie- en Vertalingenfonds"

ISBN 5-89493-010-3

ПРЕДУВЕДОМЛЕНЬЕ. ТЕКСТ ПОВЕСТВОВАНИЯ В КОНТЕКСТЕ ИГРЫ

Общающиеся притворно и согласованно (в игровом порядке) полагают, что физические медиаторы, используемые ими, наделены интенциональностью". Сами же по себе эти физические медиаторы - звуки языка, графические значки - лишены всякого смысла. Но не только язык есть игра в чистом виде. "феномен притворного (игрового) полагания пронизывает все пласты человеческой культуры". То есть человек не просто играет со смыслами, но и сами смыслы суть продукты и компоненты игры.

Максимально генерализируя игровой принцип человеческой деятельности, Хейзинга, однако, отделяет его от морали, ставит ему нравственные пределы, за которыми, мол, все же наступает серьезное. Но делать это, по нашему мнению, было совершенно не обязательно. Игра - это не манера жить, но структурная основа человеческих действий. "Нравственность" здесь не при чем. Нравственный, так же как и безнравственный, поступок совершается по тем или иным правилам той или иной игры. Более того. В сущности, игра несовместима с насилием. Похоже, что именно нравственные поступки как раз и свидетельствуют о должном соблюдении "правил игры". Ведь нравственность есть не что иное, как укорененная в прошлом традиция. А что такое безнравственность? Это намеренно избранное положение "вне игры", то есть нечто абсурдное по определению. Серьезное вовсе не антоним игры. "если хочешь быть серьезным, играй" (Аристотель); ее противоположность - бескультурье и варварство.

«Весь мир театр и люди в нем актеры»

Человечество в процессе своей эволюции активным способом использовало и использует игру. Оно создало для себя игры: военные, олимпийские, театральные, политические.

На мой взгляд, авторитетом в обобщении связи между человечеством и игрой является известный философ ХХ века Йохан Хейзинга, который написал книгу под названием “Homo ludens” (человек играющий). Он рассмотрел процесс жизнедеятельности через игру. Книга посвящена всеобъемлющей сущности феномена игры и универсальному значению ее в человеческой цивилизации.

Культура, спасающая нас от наступления варварства, требует осмысления. Оправдание истории, без чего немыслимо существование религиозного сознания (именно сознания, а не мировоззрения, которое у человека мыслящего не должно быть иррациональным!), мы черпаем в одухотворенных и одухотворяющих плодах творческого гения. Однако необходимо найти некое универсальное правило, некую универсальную сферу деятельности, скажем даже некое универсальное пространство, примиряющее людей, дающее им хоть какие-то шансы, оправдывающее их порой невыносимое существование. Речь идет не о моральном оправдании истории, а о неистребимой потребности приложить мерило человеческого ума к космической беспредельности духовной составляющей человеческой жизни.

Извечному парадоксу свободы, реально достижимой лишь на мнимой линии горизонта, дает впечатляющее разрешение феномен игры. Человек является человеком лишь постольку, поскольку он обладает способностью по своей воле выступать и пребывать субъектом игры. И действительно "созданный по образу и подобию Божию", на ключевой вопрос о своем имени он, бессознательно включаясь в сызмала навязанную ему игру, бесхитростно называет имя, ему присвоенное, никогда не отвечая на заданный вопрос всерьез, а именно: "азъ семь сущiй". Под личиною своего имени каждый из нас разыгрывает свою жизнь, в универсальной сущности игры аналогичную куда как серьезным маскарадным танцам первобытных племен.

В сфере человеческого существования желание показать себя первым проявляется в стольких формах, сколько возможностей предоставляет данное общество. Способы, которыми люди состязаются друг с другом, столь же различны, как и вещи, за которые они борются, и действия, в которых они принимают участие. Решает все жребий, либо сила и ловкость, либо кровавая схватка. Соревнуются в мужестве или выносливости, искусности или знании, в бахвальстве и хитрости. Дается задание помериться силами или умением, сделать что-нибудь особенно трудное, какую-нибудь сложную вещь, выковать меч, найти необычную рифму. Участвующим задают вопросы, на которые нужно ответить. Состязание может принимать такие формы, как божий суд, пари, судебное разбирательство, дача обета или загадывание загадок. Во всех этих видах оно, в сущности, остается игрой, и в этом качестве игры лежит исходная точка для понимания функции состязания в культуре.

В начале всякого состязания стоит игра, то есть договоренность о том, чтобы в границах места и времени, по определенным правилам, в определенной форме совершить нечто такое, что приносит разрешение некоего напряжения и находится при этом вне обычного течения жизни. Что должно быть совершено и что станет выигрышем вопрос, который в игровой задаче вырисовывается как вторичный.

Необыкновенным сходством отмечены во всех культурах обычаи состязания и значение, которое им придают. Это почти совершенное формальное сходство уже само по себе доказывает, как сильно вся игровая, агональная деятельность связана с глубинной основой душевной жизни человека и жизни общества.

Что такое игра? До сих пор мы неизменно пытались исходить из категории игры как данности и величины общепринятой. В качестве одного из существенных условий и признаков игры мы с самого начала установили пределы игрового пространства, некий намеренно ограниченный круг, внутри которого и происходит действие в соответствии с провозглашенными правилами. Возникает склонность поэтому чуть ли не внутри каждой выгороженной территории уже заранее видеть игровое пространство. Если же мы постараемся придерживаться очевидного и приемлемого для непредвзятого мышления понятия игры, то чтобы квалифицировать то или иное явление как игру, понадобится нечто большее, чем всего лишь игровое пространство. Игра фиксируется во времени, она сама по себе исчерпывается и вне себя самой не имеет никакой собственной цели. Ее поддерживает сознание радостного отдохновения, вне требований обыденной жизни.

Если же мы, наконец, обратимся к определению игрового содержания нынешней общественной жизни вообще, в том числе и политической жизни, то здесь нужно будет с самого начала различать две возможности. Во-первых, есть основания полагать, что игровые формы более или менее сознательно используются для сокрытия намерений общественного или политического характера. В этом случае речь идет не о вечном игровом элементе культуры, который мы пытались выявить на этих страницах, а о притворной игре. Во-вторых, сталкиваясь с явлениями, на поверхности демонстрирующими видимость свойств игры, можно пойти по ложному следу. Повседневная жизнь современного общества во все возрастающей степени определяется свойством, которое имеет некоторые общие черты с чувством игры и в котором, как может показаться, скрыт необычайно богатый игровой элемент современной культуры. Это свойство можно лучше всего обозначить как плюрализм.

В Англии дух товарищества еще и сегодня позволяет даже самым ожесточенным противникам обмениваться дружескими шутками сразу же после дебатов (Лорд Хью Сесил, с юмором заявив о нежелательности присутствия епископов в Верхней палате, как ни в чем ни бывало продолжал приятную беседу с архиепископом Кентерберийским. В игровой сфере парламентаризма пребывает и фигура gentlemen"s agreement [джентльменское соглашеяие ]. Не кажется диким видеть в этом элементе игры одну из самых сильных сторон ныне столь поносимого английского парламентаризма. Это обеспечивает гибкость отношений, допускающую напряжения, которые иначе были бы невыносимы; отмирание юмора именно оно-то и убивает. Наличие игрового фактора в английской парламентской жизни не только явствует из дискуссий и из традиционных форм организации собраний, но связано и со всей системою выборов.

Еще более ярко, чем в британском парламентаризме, игровой элемент проявляется в американских политических нравах. Задолго до того, как двухпартийная система в Соединенных Штатах приняла характер почти что двух противостоящих спортивных команд, чье политическое различие едва ли уловимо для постороннего, предвыборная кампания здесь уже напоминала по своему облику большие национальные игры. Например: президентские выборы 1840 г. задали тон всем последующим. Кандидатом тогда был популярный генерал Харрисон. Программы у его сторонников не было, но случай снабдил их символом log-cabin, грубой бревенчатой хижиной пионеров, и с этим знаком они победили. Выдвижение кандидата силою большинства голосов, то есть всей мощью крика, завершилось инаугурацией на выборах 1860 г., когда Линкольн получил пост президента. Эмоциональный характер американской политики заложен уже в самых истоках национального темперамента.

Менее простой, чем в обеих названных странах, выглядит игра в политике Франции. Несомненно, есть повод рассматривать под знаком игры практику многочисленных политических партий, которые большей частью представляют интересы отдельных личностей или групп и, вопреки всяким государственным интересам, своей тактикой свержения кабинетов то и дело подвергают страну опасностям политических кризисов. Однако слишком очевидные корыстные цели коллективной или индивидуальной выгоды в деятельности партий, видимо, плохо согласуются с сущностью настоящей игры.

Следы игрового фактора достаточно заметны во внутренней политике нынешних государств, то их внешняя политика на первый взгляд дает мало поводов думать о сфере игры. И все же сам по себе факт, что политические отношения между нациями пали до неслыханных крайностей насилия и самого опасного риска, еще не является основанием заранее исключать здесь фактор игры. Мы уже видели, что игра может быть жестокой и кровавой, а также что она нередко бывает притворной. Всякое правовое или политическое сообщество по своей природе обладает рядом признаков, которые связывают его с сообществом игровым. Система международного права поддерживается взаимным признанием принципов и правил, которые, сколь бы ни были основания их укоренены в метафизике, на практике действуют как правила игры. Выразительное утверждение pacta sunt servanda [договоры должны выполняться ]фактически содержит в себе признание, что целостность системы покоится лишь на воле к совместному участию в общей игре. Как только одна из причастных сторон перестает соблюдать правила этой системы, тогда или рушится вся система международного права (пусть даже временно), или нарушитель должен быть как шпильбрехер изгнан за пределы сообщества. Соблюдение норм международного права всегда в высокой степени зависело от следования понятиям чести, приличия и хорошего тона. Не зря в развитии европейского военного права значительная доля принадлежала кодексу рыцарских понятий о чести. В международном праве действовало молчаливое допущение, что побежденное государство должно вести себя как good loser - джентльмен, умеющий "красиво проигрывать", хотя делало оно это достаточно редко. Обязанность официального объявления войны, хотя она нередко и нарушалась, входила в нормы поведения воюющих государств. Одним словом, старые игровые элементы войны, которые нам повсюду встречались в архаические эпохи и на которые в значительной части опиралась безусловная обязательность правил ведения войн, в какой-то степени существовали вплоть до недавнего прошлого и в европейских войнах Нового времени.